Андрей Щупов - Оккупация

— Ходу! — рявкнул Дымов и, ухватив англичанина за рукав, устремился вглубь вертлявых улочек Гарлаха. Невидимая корона привычно развернула над головой подобие щита, панорамное зрение безостановочно сканировало пространство. Между тем, ситуация еще более ухудшилась. Земля под ногами дрогнула от толчка, и пирамида с грохотом выбросила в небо сноп раскаленных обломков. Два или три из них размеров в человеческую голову немедленно испытали на прочность «щит» Дымова. Экран выдержал, заставив раскаленные камни упруго отскочить в сторону. Впрочем, этих гостинцев Вадим не боялся, — куда больше его страшило то неведомое, что хозяева пирамиды припасли им на десерт.

— Они снова атакуют! — задыхаясь, выкрикнул Бартон. По лицу его градом струился пот, из груди рвалось свистящее дыхание. Бегун он был никакой, и Дымову вновь пришлось впрыснуть в кровь англичанина дозу энергетической закваски. К подобным вещам он старался прибегать крайне редко, зато и эффект сказывался моментально. Спутник его немедленно ожил, а худющие ноги британского резидента перестали заплетаться.

Что касается атаки, то и без Бартона было ясно, что дело пахнет керосином. Уцелевшие ахназавры уже не просто атаковали, они выпускали когти, стремительно настигая беглецов. Юркнув за останки какого-то здания, Вадим заставил англичанина распластаться на земле и властным движением вскинул перед собой ладони. В груди, коленях и чреслах немедленно вскипела исподняя сила — та самая, что живет в любом человеке, но высвобождать которую способны лишь самые лучшие из сенсэев. Впрочем, и те, зная, сколь опасна и неуправляема означенная материя, предпочитают обходится физиологическими приемами, привлекая себе в помощь инерцию, скорость и примитивное устрашение. В свое время Дымов даже лечил одного мастера, который, защищаясь от ночных грабителей, не рассчитал мысленного посыла и попросту сжег свой лучезапястный сустав. Так пережигает иная молния чересчур тонкий заземляющий провод. Во всяком случае, сустав и уничтоженные хрящевые ткани Вадиму пришлось восстанавливать практически заново. Еще хорошо, что человек сам вовремя понял, что могла натворить его энергия, — потому и отвел ладонь в сторону. Хулиганье, разумеется, разбежалось, а вот кирпичная стена, к которой была обращена ладонь мастера, попросту взорвалась. В милицейском протоколе впоследствии определили повреждение, как след взрыва противопехотной мины… Как бы то ни было, но миг был опасный, и, практически не целясь, Дымов выпустил в пикирующих ящеров трескучий разряд. Точнее — треск сопровождал лишь рождение молнии, — сама же молния, ринувшись плазменной струей вслед за ветвистым ищущим язычком, полыхнула с положенным грохотом.

Нечего и говорить, что у Вадима немедленно заложило уши. Поверхность ладоней полыхала точно от соприкосновения с раскаленным утюгом, зато и результат был ужасающим. Добрая треть ящеров, оказавшаяся в первом эшелоне живого тарана, обратилась в горящие факелы и обугленными тушками посыпалась вниз. Один из ахназавров рухнул совсем близко, и Бартон ошалело смотрел, как сучит по кирпичной кладке опаленное крыло, как скребут огромные когти по каменной стене, перетирая ее в крошево. Самого же Вадима ужасало несколько иное. К подобному способу отражения внешней угрозы он практически никогда не прибегал, а потому должного опыта не имел. И сейчас он видел перед собой не чадящую дымом плоть ахназавров, а собственный потончавшей экран, из которого молния одномоментно высосала половину энергии. А ведь это была энергия не одного жалкого накопителя, — в этот мир Дымов пришел, сотворив добротный кокон, которого в иных условиях могло бы хватить на доброе столетие. Но молния — это молния, и ничего удивительного, что на протяжении долгого времени человечество не может выдумать аккумулятора грозовой энергии. Вадим и сам однажды познал небесную боль, попытавшись в грозу притянуть к себе одну из огненных веточек стволовой молнии. Будь он обычным человеком, он бы там же, на месте, и умер. И он, в самом деле, на некоторое время умер. Но организм Дымова давно уже жил по иным законам, и очень скоро биологическая смерть неуловимо перешла в клиническую, а далее последовала бурная регенерация тканей, ведущая не менее бурному пробуждению сознания. И еще было нечто, о чем он частенько потом вспоминал, чему так и не нашел связного объяснения. Словно материнская пуповина, молния на миг соединила его с небесным океаном. Будь это мгновение чуть длиннее, он сумел бы отчетливо рассмотреть приоткрывшиеся ему тайны, но миг озарения так и остался одним кратким мигом, сохранившись в памяти подобием ярчайшей фотографии. Вполне возможно, что это был и впрямь лик Бога — лик, который ослепляет и обращает в пепел всех неверующих. Должно быть, к числу полных невер Вадим отнесен не был. Потому и остался тогда жив…

— Бегом! — страшным голосом закричал он. — Под крышу — какую угодно!

Еще не отошедший от рукотворного грохота, Стив Бартон оглушено мотал головой и шатко пытался подняться. Вздернув его на ноги, Дымов снова потащил англичанина за собой. Рассеянные по небу, ахназавры шелестели крыльями, скрипуче перекрикивались, снова стыкуясь в подобие клина. Вряд ли они обладали разумом, но что-то постороннее, без сомнения, управляло ими. Словно некий дирижер в нетерпении стучал палочкой по пюпитру, призывая разбежавшихся музыкантов вновь собраться в оркестровой яме.

Наверное, никогда в жизни они так не бегали — ни Вадим, ни Стив. Убежище, в которое они влетели, ловя ускользающий воздух широко раскрытыми ртами, было не самым завидным. Нечто двухэтажное с полуразрушенной черепичной крышей, сложенное из тех же валунов, что составляли фундамент крепостной стены.

Повалившись на пол, несколько секунд Вадим слышал только гневливый рокот собственного разогнавшегося сердца. Хриплое дыхание заглушало даже скрипучие голоса ящеров. Следовало перекурить, однако временем на перекур они не располагали, — Дымов отлично понимал, какой лакомый кусок они сейчас представляют собой: заходи любой, открывай пасть и глотай на здоровье!..

Сделав титаническое усилие, Вадим стиснул в ком трепещущую корону в несколько присестов восстановил сердцебиение до приемлемого числа ударов в минуту, нормализовал состав крови, очистив от кислот и адреналиновых шлаков. Любое напряжение причиняло боль, но иначе было нельзя, и, мобилизовав мышечный корсет, он веером распустил невидимые лимбы, одним рывком подтянул себя к окну. От увиденного тотчас закружило голову, и только сейчас экстрасенс окончательно понял, что из этой ловушки им с Бартоном не выбраться. Гарлах не просто преображался на глазах, — он сходил с ума и вставал на дыбы. Руины вокруг явственно шевелились, и огромные мешковатые туши выбирались из земной глуби, осыпая с себя каменный прах. Некоторые из новорожденных исполинов напоминали харана, другие порывались взлететь вслед за перепончатокрылыми ахназаврами, третьи передвигались на уродливых конечностях, цепляясь за землю костистыми крючками.