Андрей Щупов - Приглашение в ад

По рации Вадим связался с Панчугой, сообщил на всякий случай свои координаты. Возможно, продолжал держать в голове патлатого Пана, а может, просто по привычке. Отключившись, повесил рацию на гвоздь.

Кажется, все необходимое сделано. Хлам выброшен, квартира, пусть вчерне, но прибрана. Среди прочего Вадим обнаружил и западный карабин — нечто среднее между «Сайгой» и СКС, но сработанное под натовский унифицированный патрон, с солидным магазином, громоздким ночным прицелом и хитрым стволом, который, похоже, соединял в себе глушитель с гасителем отдачи. Этот Пан, как видно, был из больших любителей поохотиться. В кого стрелял, интересно, этот мерзавец? В голубей, крыс или ничего не подозревающих прохожих?… Выбрасывать винтовку Вадим, разумеется, не стал, аккуратно пристроил в углу.

Уборка, нравоучительный разговор и… Что там у нас еще числилось по плану?… Ему стало неожиданно до слез обидно. За себя, за сестру, за погрязающий в беспутстве мир. Неведомая рука отворила заповедные краны, и звенящая пустота клейстером потекла в душу, прогоняя последнее желание действовать и думать. Вадим прилег на кровать, мимоходом пожалев, что из-за раны не может перевернуться на живот, зарыться лицом в мохнатое покрывало. Единственное, что он мог сейчас делать, это держать глаза закрытыми.

Внезапно забубнивший радиоголос заставил Дымова вздрогнуть. Но это было не приемник, — бормотание доносилось из свертка с мутагомом. Фемистокл играл в радио, а возможно, повторял слово в слово слышанное ранее.

— …ядерные взрывы над Сицилийской базой. Потери не поддаются учету… Администрация временно сложила полномочия… Президентская семья едва спаслась бегство на спецсамолете…

Новости с бородой. С длинной, седой бороденкой…

Вадим языком провел по губам, обнаружил свежую ссадину. Верно, Елена успела царапнуть. Вадим до боли сжал челюсти. Горько, но по-настоящему дружить у них никогда не получалось. Разница в пять лет наложила свой отпечаток. В дополнение к разнице полов. Разумеется, он защищал ее, давал советы, но время шло, и за советами к нему обращались все реже и реже. А после четырнадцати-пятнадцати в сестру словно бес вселился — тот самый, что кружит голову ветреной юности, склоняя чашу весов в пользу хмельных вечеринок, танцев до изнеможения, запретных развлечений. Елена стала совершенно неуправляемой, задерживаясь где-то до полуночи, украдкой пробуя курить, сходя с ума то по одному, то по другому ухажеру. Вот тогда-то они и разошлись — вплоть до того момента, когда Артур, повзрослевший и возмужавший после военных лагерей, забежал как-то к Вадиму в гости. В прихожей он нос к носу столкнулся с расфуфыренной сестрой друга и обомлел. Что-то стряслось с ними обоими, и эта совершенно неожиданная для Вадима любовь вернула в семью покой и согласие. Впрочем, тоже ненадолго, потому что вскоре началась катастрофа, политики засучили рукава, и в составе резервистов Артур был призван на спасение отечества. В общем вспоминать было особенно нечего, но… Абсолютно самовольно, без всякой на то его потуги, в памяти Вадима одна за другой начали всплывать картинки далекого детства. Листая странички минувшего, оно особо задерживался на моментах, в которых Елена была еще удивительно маленьким замечательным существом, пугающимся окриков брата и тому же брату доверительно рассказывающим о своих детских страхах, о соседских мальчиках-хулиганках, о собственных закопанных где-то в земле тайничках с разноцветными стеклышками и фантиками. Удивительно, но это тонконогое, с жиденькими косичками существо, столь неожиданно возвращенное памятью, растрогало Дымова до слез. Любовь, которой, возможно, он не испытывал тогда, пришла сейчас. И именно сейчас он в полной мере ощутил ее не чьей-нибудь, а СВОЕЙ сестрой, а себя — ЕЕ братом. Сколько же лет необходимо человеку, чтобы приблизиться к тайне кровных уз, познав цену настоящим отношениям!

Вадим всхлипнул совершенно по-детски, ладонью прикрыл лицо.

Что, черт возьми, происходит с людьми? Куда теряется то доброе и наивное, чем наполняет нас детство? Умирает насовсем или только затаивается?…

Во многом он теперь винил себя. Да и кого винить по прошествию стольких лет? Например, его живопись — спорная, скандальная, словом, самая обыкновенная для начинающего и много о себе понимающего маляра. Бесятся все по разному, бесился и он — в изобилии снимая обнаженных красоток на черно-белую широкоформатную пленку, изображая на полотнах гипертрофированную тайну, искажая ее цветом, размерами, исступлением. Возможно, он просто искал. Искал, храня на лице улыбку вызова. Но Елена росла рядом, она видела, чем занимается брат, и, конечно же, мотала на ус.

Или все это бред и ничего такого не было? Может, он просто преувеличивает?…

— …Подводный флот адмирала Пекарро взял на себя ответственность за очередную акцию в Нью-Йорке. Торпедными ударами была уничтожена нефтяная вышка в Охотском море… Рост температуры вызвал обвал материковых льдов… Эвакуация из европейского региона. Смыты дамбы в Гааге и Роттердаме, гигантские волны залили Гамбург, Марсель, Буволь…

Он снова отвлекся, прислушиваясь к бормотанию мутагома. Фемистокл же продолжал сонно бормотать, сообщая о первых столкновениях на море, рассказывая вспышках эпидемий и первых мирских катаклизмах.

Марсель, Буволь, Дюссельдорф… Никогда Вадим не видел этих городов, а теперь никогда и не увидит. Но это в конце концов не его потеря. Все его потери здесь, с ним. Родственники, друзья, просто знакомые. Теперь вот еще родная сестра. Лена-Елена… Когда-то такая маленькая, любившая держать его за руку, делившаяся конфетами, обзывавшая слоненком…

Звонко распахнулась рама. Вадим хотел встать, но не смог. Тело одеревенело, мышцы не слушались. А в следующее мгновение его приподняло вместе с кроватью и плавно по воздуху вынесло на улицу. На карнизе пятого этажа, свесив голые ноги, сидел идиотик лет трех-четырех и задумчиво сбрасывал вниз пестрое тряпье.

«Упадет! — подумал Вадим. — Сорвется и упадет.»

— Да ни хрена ему не сделается, — словоохотливо возразил чей-то голос. — С теткой он живет. Взрослая, а дура. Здоровые кругом мрут, а она с этим возится. Вечером возвернется, подберет тряпки…

Но тряпки подбирали уже другие. Люди набрасывали их на головы, прикрывали рот и нос. Вадим напряг зрение, пытаясь разглядеть, что же такое творится на ночной улице. Ниже! Еще ниже!..

Длинная бесконечная шеренга горожан выстраивалась у заплесневелых зданий. Держа руки на затылках, лицами они упирались в холодную штукатурку.

Залп!.. Вадим не слышал выстрелов и не видел ружей, но то, что блеснул залп, понял мгновенно. Люди у стен сгорбились, стали покрываться тленом. И тотчас, ведомый зловещей командой, на улицу ворвался гигантский ветряк. Он шел впритирку к стене, с хлюпом заглатывая убиенных, рассыпая за собой серебристый пепел. С воем пролетел мимо Вадима малолетний идиот — и тоже исчез в дисковидном смерче. И снова некто невидимый на этот раз с нескрываемым удовлетворением произнес: