Алексей Волков - Бомбовоз Его Высочества

– Ладно. Я пойду, – решился наконец Чачу.

Что еще оставалось делать?

Набрал в легкие побольше воздуха, словно собираясь нырнуть, выдохнул, решительно открыл люк и резко выскочил наружу. Рядом засвистели пули, но Бат уже спрыгнул с танка, упал за какой-то бугорок, откатился в сторону, а затем заставил себя подняться.

– Гвардейцы! Массаракш! В атаку! Здесь все поляжем! Только вперед! Бей гадов!

Послушались. Там и здесь фигурки в знакомой форме стали отрываться от земли, перебежками устремились на врага. Танки сразу прибавили ход. Даже, кажется, усилили огонь, если такое только было возможно. Окопы противника были совсем близко, когда что-то вдруг больно ударило Чачу в голень, заставило упасть. Сапог мгновенно пропитался кровью. Бат попытался вскочить, но ноги не держали, боль была адской, и тогда лейтенант просто пополз вперед.

– Господин офицер! Вы ранены? – Какой-то гвардеец оказался рядом, потянулся за бинтом.

– Вперед! В атаку, массаракш!

В окопах уже стали рваться гранаты.

Ворвались. Ворвались же!..

В палате было непривычно спокойно. Казалось невероятным, что никуда не надо идти или ехать, отдавать приказания и получать их, проверять всякие мелочи, что-то рассчитывать, кого-то подгонять. Здесь даже не стреляли. Нигде.

Бывают же такие места! Тыл…

Нога на удивление почти не беспокоила. Пуля перебила кость, и теперь конечность пребывала в гипсе, не давала полноценно передвигаться, но в остальном все было сравнительно хорошо. Еще легко отделался: госпиталь был полон безногими и безрукими, которым уже никакая медицина не поможет вновь стать здоровыми до конца. А кость… Да срастется она, в конце концов! Жаль лишь, даже на прогулку не выйдешь. И странно в то же время: отсюда все началось, и сюда же привезли в госпиталь. Глубокий тыл, перевалочная база. Палунг.

– Можно? – В палату осторожно заглянуло девичье лицо.

Сердце Бата дрогнуло. А он-то мечтал о встрече!

– Конечно, красавица! – подал голос Ронги, сосед.

Вот ему не повезло. Снаряд разорвался рядом, и, помимо контузии, все тело лейтенанта было нашпиговано осколками. Из-под бинтов торчит лишь нос, рот да глаза. А так даже сходить на судно сам не может.

– Сига!

Бат невольно смутился застиранного старенького халата, выданного ему в госпитале. Да еще нога торчит, словно бревно. Ни согнуть, ни опереться…

– А я случайно узнала, что вы здесь. – Девушка прошла, деловито поставила на тумбочку небольшой мешочек с фруктами. – Сильно вас?

– Мелочи. Подлечат, и снова в строй. Вы-то как?

– Какие же мелочи? – возмутилась Сига. – Нога в гипсе, сами наверняка едва уцелели… Лезете вперед, словно другая жизнь в запасе…

– Уцелел же, – пожал плечами Чачу. – Даже не похудел нисколько.

От полулежачего образа жизни начал намечаться животик, и Бату казалось, будто собеседница обратит внимание на кажущийся изъян.

– Придется взять над вами шефство. У нас в ресторане питаются многие генералы, даже сам Маршал заходит порою посидеть свободным вечерком. Буду доставлять вам обеды сюда… нет, даже лучше! Сегодня же поговорю с братом, чтобы вас перевезли к нам. Дом большой, места всем хватит. Быстрее пойдете на поправку. С медиками тоже договоримся насчет процедур.

– Какие процедуры, когда гипс?

Чачу чувствовал себя неловко. После череды боев он казался себе огрубевшим, не годным для общения с противоположным полом. Да и был бы здоровым…

– Тем лучше. То есть, не лучше, конечно… – немного смутилась Сига.

Как понять, что хорошо и плохо в ранах?

И лишь теперь Чачу стало легко. Словно они не расставались никогда, разве что на считаные дни, и не было долгой дороги среди войны. Лишь за языком чуть следить надо. Вдруг вырвется что-то не предназначенное для нежных ушек?

Без женщин мужчины грубеют быстро…

Дом мог вместить не только одного Чачу, а добрую половину офицерских палат. И даже нашлось бы место для медицинского персонала. Но в действительности, кроме перебравшегося сюда раненого офицера да хозяев, в комнатах никого не было. Нет, внизу жила прислуга. Как по привычке посчитал Бат, девять человек. Восемь мужчин самого призывного возраста, крепких, с повадками людей, которым доводилось бывать во всяких переделках, и немолодая женщина. Между прочим, тоже с довольно спортивной фигурой. Повар, садовник, уборщик, шофер, охранники… Хотя, на роль последних тянули все.

В принципе, ничего удивительного. Про довоенные императорские времена говорили разное. Чачу, по тогдашнему малолетству, помнил мало, но, начиная с падения первых атомных бомб, порядок пошел вразнос, и повсюду расплодилось множество различных банд. Лет с тех пор прошло порядочно, однако грабежи, убийства, налеты так и остались привычным делом. Вот каждый и берег себя как мог. Горожане ставили двери покрепче и замков побольше, а с наступлением темноты предпочитали отсиживаться дома. Жители сельские организовывали отряды самообороны. Люди состоятельные обзаводились охраной – в зависимости от величины богатства. Даже отец Бата, весьма обедневший в последние годы, держал пару телохранителей. А уж тут…

В целом, жилось Чачу неплохо. Выйти в город по понятным причинам он не мог, зато подолгу торчал в саду. Большей частью сидел в беседке или же на одной из лавок, иногда прыгал на костылях да потихоньку поругивал судьбу, сделавшую его на некоторое время одноногим. Читал, хотя книг в библиотеке ресторатора оказалось до обидного мало, жадно слушал новости и всевозможные сводки с театра военных действий. Ну и, конечно, массу времени проводил с Сигой. Никаких вольностей девушка не позволяла, зато охотно слушала рассказы первого лейтенанта и порою подпевала, когда Чачу брал в руки гитару.

Но – было приятно и без вольностей. К тому же Бат сам не особо добивался благосклонности Сиги. Неудобно было перед приятелем, который до сих пор оставался в огне. Бррикадирури был влюблен, а Бату девушка просто нравилась, и казалось бесчестным, воспользовавшись случаем, переходить новоиспеченному ротмистру дорогу.

Борн был человеком влиятельным, потому порою в гости к нему заглядывали разные высокопоставленные люди. Чиновники, предприниматели – весь местный цвет общества, к тому же сейчас по понятным причинам щедро разбавленный военными. Полковники, бригадиры, пару раз даже генералы заезжали к хозяину, о чем-то беседовали с ним и обычно потом навещали Бата. Раз в доме находится раненый офицер, да к тому же обладатель двух знаков воинской доблести, поневоле приходилось продемонстрировать армейскую солидарность, хотя бы мимолетно расспросить танкиста о боях, поинтересоваться, нет ли общих знакомых?

Порою находились. Гарду, Лепс, многие также знавали Дрына. Первого и последнего уважали, хотя вряд ли любили, а вот по бывшему командиру танково-штурмовой мнения расходились. Одни с восторгом вспоминали совместные посиделки и жалели о гибели славного малого, другие едва заметно кривились. То ли от зависти, ведь покойный бригадир был молод для своего чина, то ли по другим, более существенным, причинам.