Роман Глушков - Лёд и алмаз

Разумеется, что в действительности никакая это не пила, мы убедились, едва из-под завалов появился сам держатель сего впечатляющего орудия. Шагающий роторный экскаватор! Не самый крупный из тех, что можно встретить на просторах Пятизонья, но и не маленький. Прозвище у него тоже было пусть и не оригинальным, но вполне ему под стать: Годзилла. И сейчас эта доселе спавшая под снегом тварь пробуждалась, разминала опорные конечности и, раскручивая усеянный ковшами ротор, разворачивала его аккурат поперёк нашей дороги.

Я думал, что мурашки страха, какие вот уже сутки кряду почти безостановочно бегали у меня по телу, вымотались настолько, что давно спят без задних ног. Ан нет! Стоило лишь мне узреть опускающийся «шлагбаум», перед которым, наверное, осадили бы коней даже всадники Апокалипсиса, как волосы на мне вновь зашевелились. Причём даже в тех местах, где им, вроде бы, шевелиться никак нельзя. Наше недавнее низвержение из поднебесья, и то малость потускнело перед этой новой угрозой. Шагающий раскорякой колосс являл собой целый ходячий, грохочуще-лязгающе-воющий завод. И хоть на фоне ныне мёртвого Жнеца Годзилла выглядел бы мелковато, для меня — букашки рядом с ними обоими — было без разницы, чьи габариты больше: и тот, и другой могли расплющить разом десяток-другой таких, как я, и даже этого не заметить.

Видел нас сейчас Годзилла или просто слепо подчинялся загонщику, выйдя поперёк дороги и преграждая нам путь? Кто его разберёт. Но то, что он не просто шагал мимо по своим делам, а играл на стороне нашего врага, стало очевидно, когда чудовище, развернувшись, опустило ротор и взялось буквально перепиливать им проезд, по которому мы мчались. Предназначенные для твёрдого грунта ковши экскаватора взрывали и швыряли тонны снега без малейших усилий. А большего этой махине для победы было и не надо.

Роторное колесо вонзилось в правый край проезда и принялось вгрызаться в него по мере продвижения Годзиллы вперёд. Выскочить из жёлоба и рвануть в лабиринты промзоны «Ларге» мешали отвесные наносы, что образовались за зиму у него на кромках. Начинать экстренное торможение также было поздно. Даже если нам удастся замедлить скорость до безопасной, два несущихся следом мигранта врежутся катеру в корму и толкнут его на боковую плоскость вращающегося ротора. После чего «Ларга» нырнет носом в прорытую траншею и так или иначе угодит под ковши.

Оставался один путь: успеть проскочить перед экскаватором по левому, ещё не повреждённому им склону, вдоль которого мы в эту минуту ехали. Стенка жёлоба оставалась достаточно покатой вплоть до торчащих у неё по краю наносов. Для «Ларги» при её нынешней скорости крен в сорок пять градусов не был чересчур опасен. Однако с каждым мгновением этот спасительный промежуток становился всё уже и уже. И потому, дабы не упустить возможность, капитану предстояло продемонстрировать всё своё мастерство, на какое он только был способен.

Я, Тиберий, солдаты и Грободел — все, кроме сосредоточенного на маневрировании капитана, — не отрываясь таращились в иллюминаторы правого борта на приближающегося Годзиллу. Расстояние между ним и «Ларгой» стремительно сокращалось. Каждый вырывающийся из-под снега ковш удлинял копаемую монстром траншею на пару метров. А поскольку ковшей у него на роторе имелось не меньше трёх десятков и вращался он без остановки, смотреть на это зрелище, сами понимаете, было той ещё нервотрёпкой.

Все находящиеся на катере без малого полсотни человек затаили дыхание и сжались в ожидании самого худшего, дружно надеясь при этом, естественно, на противоположный исход. Трудно описать в двух словах атмосферу, царившую в эти мгновения на палубе, но я охарактеризовал бы её парадоксальным термином «адреналиновое затишье». Примерно такое, что охватывает стадион при ожидании гола в острые моменты футбольного матча. Только наша пауза была гораздо безмолвнее и напряжённее. Настолько напряжённее, что вряд ли нашёлся бы на катере такой храбрец, у кого сейчас не дрожали бы коленки.

Самое время было молиться, чем, судя по шевелению губ некоторых солдат, кое-кто из них и занимался. А наполненные снегом, мелькающие зубастые ковши пролетают от «Ларги» всё ближе. И монотонно-ритмичный лязг ротора становится невыносимым, словно барабанный бой на вашем собственном повешении, момент которого палач зачем-то решил оттянуть…

И вот они — судьбоносные метры! Фактически считаные — ширина экскаваторного ротора не превышала ширины тяжёлого танка. Но, преодолев их, мы не только разминёмся с Годзиллой целыми и невредимыми, а ещё и задержим настигающих нас Гордиев. Которым, как ни крути, также придётся объезжать перегородившего жёлоб исполина.

Кульминационный миг! Колесо с ковшами свирепствует совсем рядом (при необходимости я мог бы даже до него допрыгнуть), но капитан отклоняет «Ларгу» ещё на пару метров влево и, задевая бортом наносы, выводит её на самый край жёлоба. Ротор проносится мимо и!…

Это победа! Победа!…

БУ-БУМ! Х-х-х-р-р-р-румп! Бздынь! Щелк-крак-цанг-блям!…

До боли знакомые звуки — нечто подобное я сегодня уже слышал. И сразу же вслед за ними — нарастающие вопли боли и ужаса:

— А-а а-а-а-а-А-А-А-А!!!…

Множество орущих благим матом глоток извергают эти вопли в едином порыве. И где-то среди них теряется мой, не менее дикий и отчаянный. Но не поддаться общей панике и не заорать в этом хаосе нельзя, ведь каждый кричащий убеждён, что он испускает сейчас последний крик в собственной жизни…

…Извините, я очень нервничаю и потому не вытерпел и выдал ненароком желаемое за действительное. На самом деле ротор экскаватора не проносится мимо, а в последний миг рвётся вперёд и бьёт «Ларгу» прямиком в правый борт. Наш капитан поступил хитро, проведя в самый ответственный момент виртуозный финт. Неповоротливый Годзилла на финты неспособен, но ему удалось переиграть нас, вовремя сделав всего один-единственный шаг и доказав, что не мы одни здесь такие ловкие. Нарочно это у него получилось или нет, но в итоге ротор не преградил путь катеру, а, приперев тот к наносам, прорвал жертве корпус зубьями одного из ковшей и остановил её. А затем следующим черпаком поддел «Ларгу» под днище и, разодрав ей правую вертикальную турбину (очередное оглушительное: «БУ-БУМ! Х-х-х-р-р-р-румп! Бздынь! Щелк-крак-цанг-блям!»), потащил нас вверх.

Катер, однако, не улежал на такой опоре, перевалился через край ковша и сорвался обратно. Но упал уже не на снег, а на другой черпак, и не днищем, а левым бортом — тем самым, к которому были пристёгнуты мы с Тиберием. Эта пертурбация неожиданно позволила «Ларге» обрести равновесие и улечься более основательно. Чему вдобавок поспособствовали ковшевые зубцы, не давшие ей вновь скатиться с ротора. И пусть он не был приспособлен для подъёма негабаритных грузов, мощи в нём бушевало столько, что если его вращение при этом и замедлилось, то ненамного.