Сергей Волков - Пасынок судьбы. Искатели

Борис заметил меня и прокричал, перекрывая вой обезумевших людей:

– Живой? В порядке? Давай за мной!

Я кивнул, столкнул с колен чей-то дипломат и попытался встать. Мне это удалось, хотя и с трудом – здорово болела ушибленная нога, в голове звенело. Я полез сквозь толчею за Борисом, старясь удержаться на ногах и не потерять искателя из виду.

Мы пробрались на переднюю площадку. Поезд по-прежнему стоял неподвижно. Паника мало-помалу затихала. Дым рассеялся, в полумраке люди искали свои вещи, заплаканная женщина в дорогом кожаном пальто прижимала к груди девочку лет пяти, ту самую, которую вытащил из давки Борис. В соседних вагонах было еще спокойнее, чем в нашем – там ничего не загорелось.

Из головы состава сквозь поезд, открывая торцовые двери вагонов, прошли машинист и милиционер. Машинист, бледный и злой, громко объявил, что все в порядке, возгорания потушены силами пассажиров, поезд обесточен, скоро его вытянут на ближайшую станцию.

– Второй «звоночек!», – невесело усмехнулся Борис, отряхиваясь. Я прислонился к стенке вагона, пытаясь избавиться от звона в голове.

– Старайся не вдыхать глубоко! – искатель ощупал мою голову, послушал пульс:

– Вроде все в порядке. Давай-ка, присядь!

Я сел, где стоял, прямо на грязный вагонный пол. Пассажиры успокоились, переговаривались, кто-то нервно засмеялся. Не верилось, что еще пять минут назад эти самые люди были обезумевшей толпой, готовой топтать друг друга, чтобы спасти свою жизнь.

Состав содрогнулся, где-то громыхнуло, и мы наконец медленно поехали. В вагонах было по-прежнему темно, мимо плыли стены тоннели, змеящиеся кабели, какие-то отнорки, уводящие в густой мрак, кое-где горели тусклые аварийные лампочки.

Дальнейший путь мы проделали без всяких приключений, если не считать косых взглядов милиционеров в переходе на «Киевской» – мы с Борисом здорово вывозились и походили на бомжей.

Громадный сталинский дом на Бережсковской набережной, в котором жил Паганель, казался океанским лайнером со светящимися окнами, плывущим сквозь морось холодного осеннего дождя. Мне безумно захотелось оказаться в тепле, почувствовать себя под защитой надежных стен пусть даже и чужого жилища. И еще очень хотелось почистить зубы – неприятный привкус во рту вызывал тошнотные позывы.

Квартира Паганеля занимала весь верхний этаж башенки, возвышающейся над одним из крыльев дома. Мы поднялись наверх на лязгающем и грохочущем лифте, напоминающем «пипилакс» из данелевской «Кин-дза-дзы», причем Борис настаивал на пешем подъеме, но я бы просто не выдержал. После всех наших злоключений искатель заметно нервничал, тревожно озираясь, словно за каждым углом нас подстерегало что-то ужасное. Я прекрасно понимал его состояние – третий «звоночек» мог оказаться роковым.

И еще меня не отпускало чувство, что где-то наверху, за низкими сентябрьскими тучами, ворочается что-то огромное, и временами оттуда до меня долетает тонкий, будь-то хрустальный, звон…

Дверь Паганелевой квартиры, сплошной стальной лист, не имела не глазка, не звонка, не ручки, ни даже замочной скважины.

– Он ее магнитом открывает, – пояснил Борис, попросил у меня спичку, вставил ее в какую-то неприметную дырочку над косяком и несколько раз ритмично нажал.

– Скрытый звонок. Очень удобно – Паганель сразу знает – свои! – добравшись до двери, Борис явно приободрился.

Дверь открылась неожиданно мягко для своей внушительной массивности. На пороге стоял высоченный – под два метра! – седой человек в меховой безрукавке, усы и старомодная бородка клинышком придавала ему сходство скорее с Дон Кихотом, чем с жюльверновским чудаком-профессором, только на носу рыцаря печального образа сидели вполне современные прямоугольные очечки, а в зубах дымилась изогнутая резная трубка.

– Боренька! Здравствуй, дорогой! А Денис-то Иванович… Ты уже знаешь?

Борис кивнул.

– Надя улетела к нему в больницу. Входите, входите. – Паганель посторонился, пропуская нас в просторную прихожую.

На свету наша грязная одежда напоминала половые тряпки. Хозяин квартиры на секунду удивленно замер, затем тихо, не без иронии спросил:

– Пробивались с боем?

Борис усмехнулся:

– Примерно так. Знакомьтесь: Сергей… м-м Степанович, друг Николеньки.

Паганель приосанился и церемонно поклонился:

– Очень приятно. Логинов. Максим Кузьмич. По профессии – Паганель.

Он повернулся и крикнул куда-то в глубину квартиры:

– Зоя! Голубушка! У нас ЧП!

Борис остановил хозяина квартиры:

– Максим Кузьмич, у нас к вам важный разговор и плохие новости. Николенька погиб!

Паганель замер, медленно повернулся к Борису:

– Да вы что… Не может быть! Как же это! Николенька… Коля! Горе-то какое…

Паганель выглядел растерянным, даже каким-то жалким. Он помолчал, потом спросил:

– Как это произошло?

Я скупо, в двух словах, рассказал.

Хозяин некоторое время постоял молча, наконец глухо проговорил:

– Надо же… Вот так вот, глупо и нелепо…

Мы стояли в просторной прихожей, и каждый вспоминал Николеньку, мне даже на секунду показалось, что сейчас из-за угла коридора выйдет вдруг он сам, и скажет, улыбаясь: «В-вы ч-чего это? Ч-чего т-такие м-мрачные?».

Но вместо Николеньки к нам выбежал совсем другой человек. Послышались легкие шаги и в прихожую впорхнула, иначе и не скажешь, худенькая коротко стриженная светловолосая девушка в джинсах и свитере. Задорно вздернутый носик придавал ее лицу какое-то детское выражение. Серые, чуть раскосые глаза девушки удивленно расширились:

– Борис! Что с вами?

Паганель махнул рукой:

– Моя дочь, Зоя. Зоинька, это Сергей, друг Николеньки. Ты знаешь… Николая больше нет!

Зоя всплеснула руками:

– Как же так! Он же…

Отец прервал ее:

– Такое несчастье! Да еще мальчики попали в передрягу…

Девушка засуетилась:

– Что же я стою-то! Быстро раздевайтесь, вещи складывайте вот сюда.

Мы с Борисом дружно запротестовали, но Зоя, смешно сдвинув брови, командирским голосом сказала:

– Ни каких возражений не принимается! Быстро раздеваетесь – и ванную! Да, брюки тоже снимайте, я дам вам папины экспедиционные штаны.

Борис в отчаянии обратился к хозяину квартиры:

– Ну Максим Кузьмич… Неудобно…

Паганель лукаво улыбаясь, подыграл дочери:

– Неудобно спать… м-м-м…на потолке! Одеяло, знаете ли, падает! Без разговоров! Начальство приказало – извольте выполнять!

Борис страдальчески сморщился:

– Уступаем силе… Но, Максим Кузьмич, у нас к вам важный разговор!

– Все разговоры – потом! Борис, ваш товарищ еле на ногах держится! Я сразу понял, что вы не просто завернули старика проведать, в одиннадцатом-то часу ночи, да еще в таком виде. Но сперва – переодеваться, в ванную, и за стол!