Сергей Волков - Пасынок судьбы. Расплата

Нет, не может он не прийти! Его хваленая осторожность не даст оставить в живых свидетеля, она приведет его сюда, и тут-то…

Шаги послышались, как всегда, внезапно! Паганель тащился по коридору, с завыванием выкрикивая ругательства, разражаясь такой черной бранью в мой адрес, что я даже ухмыльнулся, – а ведь косил под интеллигента!

Я отпрянул в угол, зажег еще пару свечей, торопливо укрепил их на полу, взялся за самый длинный провод рукой, ощутив холодную изоляцию под пальцами, а ломиком приготовился прижать к двери три оставшихся, коротких, свешивающихся сверху, провода. Давай же, давай! Иди навстречу своей смерти, гнида!

Паганель, не прекращая ругаться, дошел наконец до двери и сразу выстрелил в окошечко из своего «газовика». Раз, другой, третий, четвертый! Следом раздался сухой щелчок – патроны кончились!

Вся камера заполнилась синеватым газом. Я, утопив голову в поднятый и застегнутый на все ремешки и крючки воротник бушлата, с ужасом начал понимать, что газ свалит меня раньше, чем Паганель откроет дверь!

Он действительно медлил, пытаясь лучом фонарика нащупать сквозь клубы газа мое тело на полу. Видимо, и ему досталось, часть газа вышла через отверстие наружу – Паганель натужно кашлял, луч света прыгал, увязая в синем тумане.

У меня ужасно, просто непереносимо резало глаза, знакомо сдавило горло, вдохни я сейчас поглубже, и все – конец. Я, обливаясь слезами, сдерживал дыхание, стоял из последних сил, руки дрожали, провода плясали, извиваясь в полумраке, словно змеи.

Я вспомнил свой сон, голубенькую змейку, обвивающую пальцы, сознание мое затуманилось, в глазах двоилось…

Звук вставляемого в дверь ключа буквально выдернул меня из небытия. Ну, тело, миленькое, ну протяни еще секунду! Я закашлялся, давясь рвотой, мною вдруг овладела такая дикая слабость, что я по неволе выпустил из совершенно ослабевших пальцев спасительные провода, упал на колени, на бок, всколыхнув оседавший пластами газ, и сразу тысячи мелких игл впились мне в кожу, в глаза, в нос, в гортань.

Все пропало!!! Я не смог выполнить задуманное, проиграл, теперь оставалось только мужественно встретить смерть!

Я, помогая себе локтем, отполз в дальний угол, и замер, не в силах пошевелиться, глядя сквозь слезы, как медленно, словно в кино, открывается черная дверь, в лицо мне ударяет желтый луч фонаря, а из дверного проема появляется плохоразличимый силуэт долговязой фигуры Паганеля. Вот он нагибается, проходит низкий для него дверной проем, медленно выпрямляется…

Ослепительная вспышка резанула по моим и без того измученным глазам! Одновременно раздался дикий, звериный крик, сразу перешедший в пронзительный, нечеловеческий вой! Паганель, судорожно цепляясь за дверь, дергал руками и ногами, словно огромная, резиновая кукла, а его голову, вокруг которой сверкали, вспыхивая ярче сварки, искры, оплетали белые, быстро обугливающиеся провода! Он сам, сам задел головой висящий над дверью кабель, Паганеля подвел рост – нормальный, среднего роста человек проводов попросту не коснулся бы!

Я замер, глядя слезящимися от газа глазами на агонию человека, пришедшего за моей жизнью, и потерявшего свою. Паганель бился в судороге, не в силах сбросить с себя провода, он уже перестал визжать, кожа на руках и лице начала обугливаться, языки пламени побежали по одежде, резко запахло паленым, выкатившиеся глаза подернулись пеленой, с треском вспыхнули волосы на голове. Его тело, быстро чернея, словно бы высыхало на глазах, обуглившаяся кожа начала трескаться, вспышки электрических разрядов освещали эти ужасные метаморфозы, и я, еще пять минут назад переполненный ненавистью к Паганелю, сейчас со страхом наблюдал его жуткий конец…

Осыпалась пеплом рубашка под распахнувшейся, тоже трещащей, объятой огнем курткой, и на почерневшей груди засветился зловещим тусклым, могильным светом источник всех моих кошмаров – проклятый амулет!

Его глаз словно с натугой ворочался в своей орбите, словно выискивал, высматривал себе новую жертву, но постепенно слой гари и пепла покрыл амулет, и бирюзовое око скрылось из виду, как будто глаз прикрылся черным, иссушенным веком…

Я почувствовал какое-то внутреннее облегчение. Ко мне вернулась способность мыслить, чувствовать, действовать. Тело Паганеля перестало дергаться, он застыл, словно статуя, и только синеватые длинные электрические искры с треском проскакивали вокруг его головы. Еле-еле поднявшись, я подобрал валяющийся в углу ломик, взялся за обмотанную ремнем рукоять, с трудом скинул, стащил с головы уже мертвого Паганеля провода, глубоко вплавившиеся в кожу, и они задрожали в воздухе, словно жуткая, костлявая, трехпалая рука самой Смерти…

Труп по прежнему стоял, держась обгоревшей рукой за открытую дверь. Паганель напоминал страшную, обугленную огнем мумию, подобную той, что пригрезилась мне в видении. Небесный огонь, пусть и рукотворный, сделал своё дело, покарав убийцу, лжеца и преступника…

Стоя на коленях, морщась от боли, сотрясавшей все мое тело, кашляя от газа, я двумя руками рыхлил ломиком землю в углу камеры, копая могилу. Изредка я бросал взгляды на застывшую у двери страшную фигуру мертвеца. Высокий, с чуть приподнятой, словно в попытке дотянуться до меня, левой рукой, труп Логинова внушал ужас. Сгустившаяся тьма после искрящихся вспышек электрических разрядов казалось особенно густой, особенно мрачной. В голову лезли кадры из фильмов про оживших мертвецов, каждый громкий звук заставлял меня вздрагивать, и я снова опасливо косился на страшную, обугленную фигуру.

Копать оказалось легко – за тонким слоем глины пошел мелкий, мокрый песок, и я отложил ломик, взяв в руки гнутую алюминиевую миску, из которой несколько дней назад ел пельмени.

Прошло не мало времени, прежде чем я вырыл глубокую, узкую, вытянутую яму посредине камеры. Теперь предстояло самое страшное – я до одури, до потери сознания боялся прикоснуться к трупу. Животный страх сотрясал мое тело, руки дрожали мелкой дрожью, зубы стучали – мне казалось, решись я сейчас подойти к Логинову, и он оживет, протянет ко мне свои обгоревшие пальцы, сожмет их на горле…

Кое-как я все же решился. Осторожно обойдя замершую в последнем, смертельном движении фигуру, я упер ломик в спину, и чувствуя хруст раздирающейся плоти, нажал, толкнул, закрывая глаза от ужаса и омерзения.

Труп покачнулся, в падении поворачиваясь вокруг себя, на меня взглянули мертвые, выкаченные, почерневшие глаза, и то, что совсем недавно было человеком, с треском и грохотом, словно груда головешек, обрушилось в узкую могилу.

Я подошел к краю – тело лежало на спине, нелепо выгнув ноги, тускло светился на груди закопченный амулет, прямо в потолок смотрели страшные глаза, выделяясь на нечеловеческом, искореженном огнем лице. Запах гари был настолько тошнотворным, что меня вырвало. Выпавший из рук ломик соскользнул в могилу, с тупым звуком ударился о желтый ботинок Логинова.