Сергей Волков - Планета битв

Техники залили в бак «Стимберда» спирт. Чтобы избежать нежелательных эксцессов, в него добавляли аммиак. По ангару распространился тошнотворный запах. Загрохотала лебедка, вытаскивающая тележку с паролетом наружу.

– Пойдемте, господа. – Лускус широким жестом пригласил собравшихся к выходу из ангара. – Сейчас наша птичка будет спущена на воду.

– Эх, жаль, шампанского нет, – весело сказал Панкратов. – По древней традиции хорошо бы разбить бутылочку о… о…

– О борт, – договорил за него Елисеев и добавил: – Только, боюсь, как бы от этого «Стимберд» не развалился на части.

В толпе засмеялись. И тут у них за спиной раздался громкий крик:

– Где?! Где он?! Стойте!!!

В ангар вбежал какой-то человек и, не переставая кричать, бросился к паролету. Панкратов нахмурился, сделал знак охране, и путь бегущему заступили двое стражников. Клим прищурился, силясь разглядеть в полумраке личность нарушившего торжество момента.

– Кто это? Что за балаган? – возмущенно переговаривались министры.

Самым зорким оказался, как ни странно, одноглазый Лускус.

– Смотри-ка, не вынесла душа поэта, – хохотнул он. – Прибыл. Боюсь, наш уважаемый Праджури все же не будет первым авиатором Медеи.

– Почему? – удивился Клим.

– Потому что он… – Лускус кивнул на препирающегося со стражниками человека, – не уступит этой чести никому. Да пропусти же! Ему – можно.

Алебарды раздвинулись. По знаку Панкратова рабочий выключил лебедку. Не глядя отбросив плащ в сторону, странный человек торопливым шагом подошел к «Стимберду», на ходу приговаривая:

– Успел… Успел! Трех прыгунов загнал, а успел…

Клим улыбнулся. Шагнул навстречу. Он наконец-то узнал того, кто еще три года назад мечтал возглавить авиацию колонии. Правда, вместо этого лейтенанту ВКС Никите Чернышову пришлось стать Главнокомандующим вооруженными силами Горной республики и на долгое время поселиться там, в уютных зеленых долинах Экваториального хребта. Но вот построен первый самолет, Никита бросил все – и примчался на побережье.

Чернышов ходил вокруг «Стимберда», и его загорелое дочерна лицо сияло от восторга.

– Ты бы хоть поздоровался, господин Главнокомандующий! – ехидно проговорил Лускус. Никита в ответ только махнул рукой – потом, потом! Он трогал растяжки крыльев, водил пальцем по изогнутой плоскости пропеллера, оглаживал медные листы обшивки двигателя. Никита ласкал паролет, как хороший жокей перед скачкой ласкает своего скакуна. Собравшиеся люди терпеливо ждали, неодобрительно переговариваясь между собой.

– Хвост тяжеловат, – наконец сказал Чернышов, отворачиваясь от паролета. – Со взлетом могут быть сложности. Ну да ничего, разберемся! А вот теперь – здравствуйте, коллеги! Прошу меня извинить, но я ждал этого дня почти четыре года…

Из дневника Клима Елисеева:

Мы выступили. Берег остался позади. Нашу эскадру провожала огромная толпа – рабочие, солдаты, жены и дети уходящих в поход. Медея с малышкой Асти на руках стояла на пирсе и махала платком. Я старался улыбаться, но на душе скреблись кошки. Мы уходили в неизвестность, и никто на этом свете не может сказать, суждено ли нам вернуться.

Со стороны корабли выглядят грозно – и нелепо. Лучи Эос сверкают на бронзовых бортах «Петра Желтовского», толсто дымят высокие трубы «Мардера», высоко в небо возносится наблюдательная мачта «Матушки Марии». Стволы пушек и широкие жерла ракетных минометов похожи на руки, поднятые в прощальных жестах. Мы уходим на север. Мы должны победить – если повезет. Первый же серьезный шторм может потопить эскадру. Первое же точное попадание снаряда из вражеской пушки может разнести любой из кораблей в клочья. Наверное, когда первая звездная экспедиция уходила с орбиты олд-мамми, ее участники испытывали примерно такие же чувства, как мы сейчас. Вся надежда – на фортуну. Как писал Вергилий, «фата виам инвэниунт», или, говоря по-русски, от судьбы не уйдешь. Если бы я верил в Бога, я бы опустился на колени и помолился. Но я верю в человеческие разум и силу, поэтому обойдемся без молитв…

Над океаном стояла штилевая погода. Эос сияющим яблоком висела в бездне – в этих широтах стоял «вечный день». Слепящая рябь разлилась до горизонта. Флот свободной Медеи шел к Седьмому острову. Свободные от вахты матросы, вчерашние рыбаки и фермеры, по приказу адмирала Клима Елисеева пели, и над волнами неслись слова песни, сложенной в конце двадцать второго века неизвестным автором в концлагере на Аппо:

На мостике авианосца «Матушка Мария» Клим и командующий военно-воздушными силами Никита Чернышов негромко обсуждали детали предстоящей операции.

– Значит, давай еще раз: когда впередсмотрящий с мачты замечает землю, мы даем сигнал на «Мардер», и крейсер начинает маневр, заходя к острову с востока. – Клим говорил уверенно, водя острием ножа по карте.

– По этому же сигналу монитор движется по прямой, а мы выгружаем паролеты на воду, – подхватил Чернышов. – Первый выстрел с крейсера – и я поднимаю эскадрилью в воздух. Мы заходим на остров и сбрасываем бомбы. «Мардер» обстреливает береговые укрепления, если у грейтов они есть. «Желтовский» поддерживает его огнем и высаживает десант. «Матушка Мария» ходит сзади и в случае чего выступает в роли резервного корабля. Вроде все?

Клим поморщился:

– Все – да не все. Больно уж гладко получается. Впрочем, ладно. Все это – сплошные догадки. Бой покажет. Я другого боюсь – как бы Лускус с Шерхелем не перегрызлись на крейсере. Два командира на один корабль…

– Ну, нас же тоже двое, – рассмеялся Чернышов.

– Положим, командир тут один – я! – немедленно отозвался Елисеев. – Ты же летун – вот и командуй своими орлами, а пока ваши птички стоят в трюме, вы все фактически пассажиры…

– Так вот оно какое, знаменитое флотское чванство! – патетически воздев руки, простонал Никита. – Примерно так же, кстати, к нам, орбитальщикам, относятся экипажи дальняков. Ну да ладно, смех смехом, но неплохо было бы еще раз все просчитать. Так что давай, господин адмирал, поехали.

Вздохнув, Клим снова развернул карту…

Внезапность – мать победы. Эту старую как сама война истину подтверждали и подтверждают самые различные армии мира. Но Клим и не предполагал, насколько верной она окажется в их случае.