Сергей Волков - Планета битв

Грейты не просто проиграли битву за остров, фактически они даже не сопротивлялись. Как рассказал им уже после боя командующий базой, трехзвездный генерал по фамилии Краббе, его солдаты оказались полностью деморализованы, едва только из сияющей пустоты океана возник красавец «Мардер» и принялся всаживать мину за миной в береговые постройки. От берега отвалили два скоростных катера, но их накрыл залп из стим-спитов. Минутой спустя в воздухе возникли семь звеньев паролетов, ведомых Чернышовым, и на базу обрушились полутонные бомбы. Третье звено удачно зашло на комбинат, производящий этанол, и огромные емкости со спиртом взорвались, залив танковый парк горящей жидкостью.

– Но самое ужасное, – вздрагивая от пережитого ужаса, говорил Краббе, – Это дымы на горизонте. Мы решили, что на подходе минимум десяток кораблей. Ваши суда чадят, как адские кухни.

Лускус рассмеялся. «Жидкий уголь» действительно при сгорании давал очень много дыма, который в безветренном воздухе сгущался над кораблями в исполинское облако.

Несколько отрядов пехоты из числа групп специального назначения грейтов попытались было оказать сопротивления. Им удалось сбить четыре паролета, и, окажись у них хоть один танк, исход боя оказался бы под вопросом. Но танки, самоходки и бронемашины с треском горели среди спиртового озера, пушки на десантных транспортах были разбиты прямыми попаданиями с «Мардера», а орудия «Петра Желтовского» довершили разгром, раздолбав в пух и прах оружейные склады.

– Мы не ожидали нападения, – все повторял трехзвездный генерал, словно оправдываясь. – По нашим данным, у вас не имелось достаточной индустриальной базы, чтобы построить все это…

Из дневника Клима Елисеева:

На рейде Седьмого острова, рядом с полузатопленным катером береговой охраны, дымит трубами «Мардер». Вокруг нашего флагмана снуют катера и лодки. Низкие силуэты авианосца «Матушка Мария» и монитора «Петр Желтовский» отчетливо читаются на траверзе порта, одним своим видом напоминая о кровавой бане, устроенной неприятелю.

Вереницы пленных бредут мимо разрушенных строений базы к пирсу, где их ждут бывшие десантные баржи, превратившиеся в транспорты для перевозки заключенных. В чистое небо поднимаются многочисленные дымы – это догорают казармы и технические постройки базы. Пожары никто не тушит – не хватает людей.

В толпе пленных я заметил сгорбившегося человека, который, несмотря на жаркий день, прятал лицо под капюшоном плаща. Я уже писал, что бывают в жизни моменты, когда ты действуешь по наитию, когда разум отключается и нечто, чему нет названия – не инстинкты же диких предков это, в самом деле! – ведут тебя и заставляют совершать непонятные на первый взгляд, а порой и страшные поступки.

Так и произошло. Сбежав с высокого крыльца штаба, единственной уцелевшей на острове постройки, я, не слушая окрики стражников, вломился в колонну пленных, добрался до человека в плаще и сдернул с его головы капюшон.

Это был Ван Варенберг. Каракурт. Убийца. Преступник. Но прежде всего – мой личный враг. Несколько секунд мы стояли друг против друга и молчали. Голландец презрительно кривил губы в усмешке, я хватал воздух открытым ртом. Потом все – угрюмые лица пленных, черный дым в небе, само небо и сверкающая Эос – для меня словно исчезли. Осталась только эта вот усмешка – и черный паук с красными крапинами, растопыривший неприятно голые лапы на бритом черепе Ван Варенберга. Звенч сам собой оказался у меня в руке, и я принялся рубить этого паука…

Потом была комната в штабе, злой, как черт, Лускус, который орал на меня, как капрал на солдата-первогодка.

– Зачем?! Идиот! Сопляк, тряпка, баба!! – Одноглазый скрипел зубами, пиная стулья. – Живой голландец – лишний козырь в торговле с федералами! Он же военный преступник! То, что он – живой! – очутился на Медее – тоже чье-то преступление! А кроме того, прыгуньи твои мозги, он связывал грейтов и снейкеров! Это через него к ним прибежали пулевые винтовки, понимаешь? Он мог бы сдать нам все оставшиеся контакты, все ниточки этого клубка… Дурень! Ох, Клим, ну ты и дурень, мать твою…

Я даже не пытался оправдываться. Я даже не вспоминал тех, кого убил сам Каракурт и кого убили по его приказу. Я просто молчал и ждал, когда Лускус проорется. Все равно исправить ничего было уже нельзя. И главное – я не испытывал ни малейшего раскаяния. Повторись все – я снова убил бы Ван Варенберга, убил не задумываясь.

Плюнув, одноглазый ушел. Я посидел-посидел, глотнул холодного чайкофского из фляги и тоже выбрался на свежий воздух.

Лускус, наблюдавший за погрузкой оборудования и ящиков с чертежами, захваченными десантом в штабе, покосился на меня и неожиданно с хрустом потянулся.

– Денек-то какой, а? После наших дождей тут прямо курорт. Пойду-ка я пройдусь, разомну ноги…

Легко сбежав с металлического настила, он привычным движением закинул за спину винтовку, жестом остановил порученцев и охрану и двинулся в глубь острова, обходя базу слева. Я некоторое время смотрел ему в спину, потом пошел следом. Одноглазый, как и стэлмены, никогда ничего не делает просто так. Впрочем, он и есть стэлмен, Поводырь, Знающий путь. Стало быть, если Лускуса потащило куда-то – это неспроста. Интуиция – дитя информации…

– Что, тоже застоялся? – с усмешкой бросил Елисееву канцлер, когда Клим догнал его на поросшем травой склоне. Он полностью овладел собой, и на его лице не осталось и тени бушевавшего полчаса назад гнева.

– Как говорили моряки прошлого: «После плавания нужно попрать ногами твердь земную», – ответил Клим.

Они поднялись на сглаженную временем и ветрами возвышенность, горбом поднимающуюся над бухтой. Отсюда весь остров был как на ладони. Километров семь-восемь в длину, двенадцать в ширину, он напоминал зеленый блин, у южной стороны которого какой-то исполин отъел изрядный кусок.

– Вернемся – всерьез возьмусь за Юного пророка. – Лускус на ходу ударил кулаком в раскрытую ладонь.

– А мне, видимо, придется опять в горы? – поинтересовался Клим.

Одноглазый остановился, в упор посмотрел на него.

– Тебе разве самому не интересно разгадать этот ребус?

– Может быть, и интересно… Но одного интереса тут мало. Устал я, что ли? – Елисеев вздохнул. – Хочу дома пожить, с женой и дочкой. С учебниками опять же недоделано. И Дома Памяти – это же очень важно. Я уверен: если серьезно взяться, если разработать методики и опросить каждого взрослого человека на планете, можно собрать столько знаний!

– На хрена? – спокойно спросил Лускус.

– То есть? – У Клима вытянулось лицо. – Но ведь знания… это… математика, физика, химия, литература, языки…