Руслан Мельников - Муранча

— Так значит, она все-таки прорвалась?

— Да. Люди разбежались. И ваши, «красные», и наши…

— Ну и где твари? — Илья с беспокойством огляделся вокруг. — Почему я их не вижу? И почему вы все еще здесь?

— Одна, — со вздохом пояснил Алексей Кириллович. — Прежде чем взорвалась граната, успела выбраться только одна особь. Нам здорово повезло, что этот ход такой узкий.

Так вот, оказывается, что переполошило станцию! Прорвался только один мутант, но у страха, как известно, глаза велики.

— Вон там она лежит. Еле пристрелили. Шустрая, зар-р-раза!

Алексей Кириллович отошел к стене и посветил на поваленную многоярусную конструкцию с огромными изрешеченными пулями коробами, предназначенными для разведения съедобных червей, личинок и жуков. «Фермерские» коробы, доверху набитые гумусом и гниющими отходами, были очень тяжелыми.

Из-под завала виднелась похожая на сухую ветку лапа муранчи. Судя по всему — задняя, толчковая. Толщиной в человеческую ногу, но гораздо длиннее. Вся покрыта жесткими наростами, бляшками и шипиками. С другой стороны из-под груды ящиков торчало распластанное по земле, сломанное и пробитое пулей полупрозрачное, слюдянистое какое-то крыло в частых жестких прожилках. Еще Илья разглядел устрашающего вида жвала, присыпанные землей.

Раздавленная муранча лежала под разрушенной коробчатой конструкцией, словно таракан под каблуком. Вокруг поблескивала темная слизь тошнотворного вида. В слизи уже копошились черви и личинки, выползшие из простреленных и треснувших ящиков. В воздухе ощущался резкий муранчиный запах.

— Очень живучая оказалась тварь, — отстранение прокомментировал Алексей Кириллович, — заползла сюда, здесь ее и добили.

Он снова вздохнул.

— Только одна муранча, а сколько бед! Трех человек — сразу наповал. Еще четверо в суматохе друг друга перестреляли. И двое вон там лежат. Раненые. Тоже не жильцы…

— Пулями задело? — сочувствующе спросил Илья. Алексей Кириллович покачал головой:

— Муранчой их задело, бедолаг. Это хуже. Намного хуже.

Он отвел Илью в сторону. Посветил… Неподалеку от поваленных коробов в темном закутке на грязных одеялах лежали два человека. Хрупкая миниатюрная женщина и пацаненок лет десяти. Оба — в беспамятстве.

— Мать и сын, — понизив голос, чтобы не тревожить раненых, пояснил Алексей Кириллович. — Муранча ужалила.

— Ужалила? — поежился Илья.

Значит, муранча еще и жалится. Этого он не знал. До сих пор Илья думал, что она только жрет своих жертв.

— Сначала мальчика, потом, когда мать бросилась на помощь, и ей тоже досталось.

В полумраке выделялись длинные русые волосы матери и светленькая голова ребенка. У женщины следы проколов — глубокая черная рана с вывороченным наружу дурно пахнущим мясом и сочащейся бурой сукровицей — виднелась на плече. Мальчишку муранча ужалила в бедро. Впрочем, то, куда именно мутант впрыснул свой яд, уже не имело значения. Тела раненых потемнели и разбухли от головы до пят, словно накачанные грязной гнилой водой. И мать, и сын были в жутком состоянии.

Сердце вдруг кольнуло. Илья почувствовал себя нехорошо. Слишком знакомая картина. И слишком болезненные переживания она вызывает. Когда-то он так же стоял над изуродованными телами Оленьки и Сергейки.

— Какой-то яд или что-то вроде муравьиной кислоты… — Алексей Кириллович продолжал все тем же едва слышным шепотом. — Я ведь говорил, что муранча к муравьям ближе, к саранче.

— Впечатление такое, будто они разлагаются заживо, — ошеломленно пробормотал Илья, не в силах отвести взгляда от умирающих.

— Скорее уж растворяются. Идет разжижение внутренних органов. Страшная смерть. Жаль их… — Алексей Кириллович вздохнул. — Ольга мне помогала в работе. Веселая всегда была такая и…

— Кто?! — Илья медленно-медленно повернулся к нему. — Как зовут женщину?

Оленька?

— Ольга. — В отрешенном взгляде за потрескавшимися стеклами очков промелькнуло что-то, похожее на удивление. — А что?

— А мальчика… — Илья вдруг почувствовал необычайную сухость во рту. — Мальчика как зовут?

Ведь не Сергейка же!

— Сергей.

Нет! Не может такого быть! Ведь не может же! Имена, конечно, распространенные, но бывают ли подобные совпадения случайными?

Мальчик беспокойно заворочался. Закрытые веки женщины дрогнули и распахнулись. В потемневших зрачках и белках, также утративших природную белизну, отразилось пламя светильника. На Илью смотрели влажные, полные невыносимого, нечеловеческого страдания глаза.

Глаза эти, казалось, заглядывают прямо в душу и куда-то еще глубже.

— Я… — Илья облизнул пересохшие губы. — Я хочу с ними поговорить… Один…

— Попробуйте, — пожал плечами Алексей Кириллович. — Но не думаю, что у вас это получится. Они уже почти ничего не говорят. Не могут.

Энтомолог отошел в сторону и унес с собой светильник. Темнота накрыла Илью и двух умирающих плотным пологом. Одним на троих.

— С-с-с… Сп-п-п… с-с-сп-п-пас-с-си-и-и-и, — с трудом выдавила из себя женщина.

Кого она умоляла спасти? Себя? Ребенка?

— Спаси-и-и-и… Х-х-х-х…

Несчастная захлебнулась в хрипе.

— Спаси их, — шепнула Илье Оленька.

Трудно было понять, кого он сейчас слышит, какую Ольгу. Ту, что лежит перед ним, или ту, чье тело он закопал под крестом на Аэропорте. Но — тело, только тело…

Хрипы и шепот переплетались удивительным образом. То ли это умирающая женщина говорила с ним голосом Оленьки, то ли Оленька обращалась к нему ее устами.

— Ап-ап-ап-ап… — судорожно ловил воздух ртом мальчик. В темноте слышно было, как ребенок трясется всем телом в предсмертной агонии. — Ап-ап-ап…

— Пап, пап, — умолял Сергейка.

— Ик-х, — тихонько икнул умирающий ребенок.

— Их, — тихо и грустно сказал Сергейка.

Дальше Илья слышал только жену и сына. В темноте казалось… Нет, не казалось, он знал это, почти наверняка, что перед ним лежат теперь не незнакомые «синие», а его, родные…

— Спаси их… — Оленька.

— Пап, пап! — Сергейка.

— Спаси-и, — снова Оленька.

— Их, их, — опять Сергейка.

Потом стало тихо. Сразу, вдруг. Совсем. Словно оборвалось что-то где-то. Словно заложило уши.

Что-то изменилось. И не только вокруг него, в нем самом — тоже. Что-то лопнуло в голове. Как тогда, на Аэропорте, когда он потерял Оленьку и Сергейку. Когда потерял их в первый раз. А теперь…

Теперь женщина и мальчик, лежавшие перед ним, не издавали ни звука. Жена и сын молчали тоже. Ольга и Сергей больше не разговаривали с ним. Ни та Ольга, ни эта, ни тот Сергей, ни этот.

Потрясение от случившегося оказалось слишком велико, оно было настолько сильным, что…

«Умерли, — обреченно и отчетливо понял Илья. — Все умерли».