Потеряные

— А ты — красивая. — Вдруг прошептал Кирилл.

— Ну, не знаю… — промурлыкала довольная Травка, не имеющая возражений против данного определения. Сравнивать всё равно было не с кем. Парень, как будто нечаянно, согнул руку, и Травка оказалась ещё теснее прижатой к горячему телу Кирилла, который лицом зарылся в её волосы. Его губы скользнули по лбу девушки, не пытаясь поцеловать, а просто наслаждаясь моментами близости и доверия, такими редкими и ценными в жизни детей подземелья.

— Кирилл, расскажи мне о звёздах, — попросила вдруг Травка. Её самой не понятно было, откуда взялась такая идея, и она вся замерла от внезапного страха, что всё закончится от неуместного вопроса, но Кирилл, касаясь потрескавшимися губами её волос, а потом и лица, заговорил о далёких мирах, которые было видно с поверхности земли, как огненные точки на небосводе, об огромных расстояниях и раскалённых гигантских шарах, обогревающих планеты с кипучей жизнью на поверхности. И голос парня, переходящий с шепота на тихий речитатив резонировал где-то внутри Травкиного организма, вызывая сладостное чувство неги и непередаваемого счастья. Она перебирала косматые патлы космического сказителя, гладила самыми кончиками пальцев по его обнаженной груди, не заметив, когда расстегнула пуговицы рубашки, и голос Кирилла становился хрипловатыми прерывистым, он всё крепче прижимал к себе податливое тело девушки, всё тяжелее и чаще дыша в её макушку, пока, наконец, не сорвался и не сжал её крепко, до боли, и неумело, но вполне целенаправленно не начал шарить по лицу девушки, по которому блуждала счастливая улыбка, шершавыми от температуры губами.

— Травка, ты его так совсем угробишь… Он вообще-то больной, — вдруг послышался откуда-то со стороны двери спокойный и слегка насмешливый голос Тира, который появился, как всегда, совершенно бесшумно. Травка отпрянула от парня и ощутила, как к щекам толчками приливает кровь. Она решительно убрала из-под своей головы руку Кира, который ещё пытался привлечь её к себе. Девушка виновато ткнулась губами куда-то в горячую щеку, может быть излишне деловито поправила импровизированную подушку у него под головой и натянула повыше одеяло. Наваждение схлынуло, оставив сладкое воспоминание о счастливых и очень приятных минутах. И тихую грусть, что всё уже кончилось. Впрочем, не появись весьма вовремя Тир… Девушка повернулась поудобнее, ещё раз проверила температуру Кирилла, проведя по его лбу рукой, ловко избежала его попытки прижать её ладонь к губам, и, свернувшись калачиком, быстро уснула.

Чему-то улыбающийся Кирилл тоже лёг поудобнее и закрыл глаза. Потом вдруг снова открыл, что в такой темноте было совершенно бессмысленно, и спросил:

— Тир, а я ничего плохого не сделал? Может, Травка твоя девушка, или Парда? Извини, я не подумал.

— Да нет, всё нормально. Только не нужно сейчас это, мало ли что? Она — ребенок ещё. Ей всего пятнадцать. — Откликнулся Тир озабоченно.

— Я не хотел ничего такого, само получилось. Она мне очень нравится. — Сказал, слегка оправдываясь Кирилл.

— Ладно, спокойной ночи, — миролюбиво закончил разговор слепой.

— Не уверен, что это — ночь, но спокойной. — Улыбнулся Кирилл. И через несколько минут Тир услышал его ровное тихое дыхание. Он вернулся к Парду, убедился, что тот тоже спит и сел, привычно согнув ноги в неудобной для остальных позе и положив острый подбородок на ободранные колени. Джинсы у Тира были разодраны так, что его коленки вели самостоятельный образ жизни, имея широкие возможности выглядывать через солидные прорехи и цепляться за всё, что торчит по пути. Объедая очередной палец, Тир попытался понять, что это поднимается у него внутри болезненно, сладко и тягуче-мучительно. Когда он услышал возню Кирилла с Травкой, он сразу понял, что происходит. Тир, хоть и не был дока в эротических картинках, как Пард, по причине слепоты, но общие представления об ухаживаниях всё же имел. На сравнительно небольшой Станции немолодые уставшие люди старались получить утешение, в чём могли и секс, как раз, был тем, что могли себе позволить практически все. А спрятаться от острых на слух, любопытных и шустрых мальчишек, было, практически, не реально. Так что все этапы парного катания были им с Пардом более-менее знакомы. Другое дело, что ему самому не приходило в голову, что девушка на станции всё же есть. Когда они с Пардом горячо обсуждали поход в большой мир, они мечтали о встречах с прекрасными представительницами таинственного пола, забыв, или ещё не осознав, что рядом подросла именно такая, имеющая все положенные формы и причиндалы, зеленокожая красавица. И вот теперь, оказывается, она привлекательная девушка и настолько, что чужак уже ухаживает за ней. Тир вспомнил жаркий шёпот и прерывистое дыхание парочки и заёрзал от непривычного томления, похожего на боль внизу живота. Травка, подруга детства, строгая, добрая, с хрипловатым голосом, гладкой плотной кожей, всегда вкусно пахнущая плесенью и пылью, оказалась той самой таинственной девушкой, за которой ухаживают, которую целуют и… Тир опять завозился от невозможности сидеть неподвижно и сдерживать желание прямо сейчас разбудить Травку, прижавшись к ней губами, хотя бы к руке, не по дружески, а вот так, как Кирилл, который где-то поднаторел в ухаживаниях за дамами, где-то видел этих самых дам и увидел в их подруге ту самую … Травка — дама… Тир невольно улыбнулся, ещё поёрзал и затих. Когда от сладких грёз и мечтаний ему захотелось прилечь, Тир принялся будить Парда. Тот проснулся не сразу, но не бухтел и миролюбиво продрал глаза, приняв вахту у друга. Из экономии свет он не зажег, сжав фонарик в руке, и погрузился в полудрёму. Через некоторое время Тир спросил:

— Пард, а тебе Травка нравится?

— В смысле?

— Ну, как девушка?

— А она — девушка? Ну ты даёшь, втюрился, что ли? — заржал Пард, и Тир затих, теперь уже окончательно.

Пространство вокруг было гулким и непроницаемо темным, пересеченным множеством натянутых струн, каждая из которых издавала свой неслышимый никому, кроме него, Тира, звук. Даже не звук, а отголосок звука, стон после дрожания, шорох после шуршания, гул после того, когда затихла самая басовая нота. Мир слепого был наполнен неведомыми другим вибрациями, о которых он и рассказать то толком не смог бы, но, подобно первобытным охотникам древности, мог часами сидеть на корточках, вслушиваясь в трепет пространства вокруг себя. Ему никогда не наскучивало вбирать вместе с воздухом и ощущать где-то в груди на уровне диафрагмы отзвук трепетания невидимых арф, несущий недоступную другим информацию. Ребята спали, а Тир нес очередное дежурство, терпеливо сканируя пространство. Струна сорвалась внезапно, ударила Тира в солнечное сплетение, от чего подросток задохнулся, замотал головой, не в силах осознать, что произошло. А вокруг уже лопались, стегая друг друга невидимые нити, глуша ужасом и безысходностью. Нарастала дикая какофония.