Вячеслав Шалыгин - Восход Водолея (сборник)

— Без вас управимся, если захотим, — отмахнулся Жутиков. — На машине скатаемся.

— На машине опасно. Дорожное движение на основных трассах знаете какое? Летают как бешеные. Особенно грузовики.

— Справимся, — уверенно заявил Паша. — У меня стаж десять лет — и ни одной аварии. А уж летал я не медленнее любого грузовика.

— Да? — Глюков загадочно ухмыльнулся.

То, что случилось дальше, с точки зрения Жутикова, было невероятно и необъяснимо. Он вдруг очутился за рулем несущейся на предельной скорости машины. Рядом, растерянно хлопая глазами, сидела Света, а на заднем сиденье хихикал Глюков. Трасса была ровной и прямой, как стрела (или натянутый нерв — почему-то мелькнуло в голове у Паши), но множество примыкающих второстепенных дорог и плотный поток транспорта делали ее такой же опасной, как узкий горный серпантин. Водители других машин вели себя исключительно по-свински. Они то и дело «подрезали», бросались из ряда в ряд, обгоняли и слева, и по обочине, поджимали сзади и, что хуже всего, норовили вытолкнуть на встречную полосу. Паша судорожно вцепился в баранку и попытался сбросить скорость, но машина не послушалась.

— Это что?! — заорал Жутиков, мельком взглянув через зеркало на Сан Саныча. — Глюков, как мы сюда попали?!

— Вы же были уверены, что справитесь, молодой человек, — с сарказмом сказал Глюков. — Вот и справляйтесь.

— Прекратите немедленно! — крикнула Света. — Верните нас обратно!

— А вы поедете со мной в Главный город?

— Мы тебя просто придушим! — пообещал Жутиков. — Или Филу сдадим!

— В таком случае, придется нам начать все заново. В следующий раз. До свидания.

Паша зло взглянул в зеркало, но отражения ухмыляющейся физиономии Глюкова в нем не обнаружил. Тогда Жутиков обернулся. На заднем сиденье было пусто.

В эту минуту справа с машиной поравнялся здоровенный черный автомобиль. Несколько секунд он держался рядом, а затем продвинулся немного вперед и вильнул влево, выталкивая Пашино авто навстречу огромному грузовику…

Паша с трудом разлепил веки и уставился на Раздражаева.

— Ты кто?

— Э-э… — биолог развел руками. — Я.

— Понятно, — Жутиков обвел взглядом помещение. — Это что, больница? Мы все-таки столкнулись?

— С чем? — удивился Раздражаев.

— Ну, с тем грузовиком? — Паша обеспокоенно повертел головой. — А где Света?

— Здесь я, — слабым голосом произнесла девушка. — Мы не столкнулись. Это было видение из ступора. Так, Раздражаев?

— Наверное, да, — согласился биолог. — А что вы видели?

— Долго рассказывать, — Светлана вяло шевельнула рукой. — Все тело ломит, голова болит, и нос заложило…

— Кризис миновал, но лихорадка отняла у вас много сил, — торопливо пояснил патриот. — Вам что-то снилось?

— Более того, — Света попыталась встать, но это ей не удалось. — Мы видели один сон на двоих. А быть может, и на большее количество народа. Мы жили в счастливом мире. У нас был очаровательный домик на берегу Переднего Нижнего притока Отводящей реки…

— На берегу Правого Бокового притока, — негромко исправил Павел.

— Переднего, — Света улыбнулась. — Не спорь, я провела, любуясь алыми волнами, гораздо больше времени… Паша работал в клинике, а я в отделе кадров речного порта… я была Паше…

Она взглянула на Раздражаева немного смущенно.

— Кем? — заинтересовался появившийся из шлюзового отсека Совковский.

— Не важно, — Света покосилась на Жутикова. — Предложение в силе?

— А? — его взгляд забегал. — Я не понимаю, куда мы попали?

— Мы вернулись, Паша, — в голосе Светланы звучали укоризненные нотки. — Ты хочешь сделать вид, что ничего не помнишь?

— Я помню Землю, свою клинику, нас, — поспешно исправился Жутиков. — Но это не моя больница… это… «Колонист-9»?!

Он крепко зажмурился.

— Правильно, коллега, вы приходите в себя, — ободрил его Раздражаев.

— Не хотелось бы, — процедил сквозь зубы Паша. — Не надо было нас лечить, Михал Михалыч. Там было лучше.

— Где? На Земле? — уточнил Совковский.

— Именно так, — согласился санитар. — Там я был доктором в солидной клинике, у меня была… почти уже была… семья и спокойная, обеспеченная жизнь. А здесь…

— Я с тобой, — Света взяла его за руку.

— Единственное утешение, — пробормотал Паша.

— Подлец, — слабо возмутилась девушка. — Надо же — «единственное утешение»!

— Я хотел сказать… — Жутиков замялся. — Ну… не то я хотел… в смысле что…

— Ладно, я поняла, — смилостивилась Света. — Раздражаев, сколько мы зависали?

— Двое суток.

— Для первой атаки — нормально, — подсказал Совковский. — За время вашего «отсутствия» медицина серьезно продвинулась вперед. Теперь нам известно, как развивается болезнь: в три атаки. Первая — легкая, двухдневная, выживают почти все. Вторая посильнее — недельная. Летальность тридцать процентов. После третьей, полуторамесячной, остаются в живых двое из десяти. В основном люди умирают от истощения. К пассажирским креслам стараниями экономных конструкторов подведена только вода. Питание и лечение не предусмотрено. Так долго валяться с температурой и без пищи не каждому по силам. Но некоторые выживают и больше не залипают, почему — непонятно. Их мало, но все-таки это двадцать процентов. Хоть что-то.

— Утешение так себе, — заметил Паша. — А между атаками — просветления? Как у нас сейчас?

— Да. К сожалению, это ненадолго. Час-два. Если хотите нам что-то поведать — поспешите. Ведь вам надо будет еще и подготовиться к следующей атаке. Подкрепиться, принять кое-какие лекарства и витамины. Чтобы не попасть в печальные тридцать процентов.

— Тогда подробно описывать наши видения мы не станем, только резюме, — предложила Света. — Все колонисты действительно видят единый «глюк». Они живут в довольно странном мире. Хорошо освещенном, но без солнца. Он полон всевозможных оттенков красного, но они упорно величают этот странный пейзаж «нашей голубой планетой Земля». Они живут в счастье и согласии, но почти не понимают, по каким законам существует окружающая природа. Они все как один мучаются от странного невроза — боязни замкнутого пространства…

— Клаустрофобии, — вставил биолог.

— Да, клаустрофобии, проявляющейся даже на открытых пространствах, но все равно упрямо обустраиваются на новом месте, словно их кто-то заставляет…

— Но те, кто выжил после третьей атаки, говорят, что их жизнь «внутри ступора» заканчивается ядерной войной, — заметил Совковский.

— Наверное, так оно и есть, — согласилась Светлана. — Но лишь для тех, кто покидает «Землю», возвращаясь в реальность. Все прочие продолжают счастливо жить в «идеальном» багровом мире, не вспоминая о Планете. До тех пор, пока не умрут их бренные тела здесь, на Планете. И тогда для них, наверное, тоже случается персональная атомная война или какая-то еще катастрофа. Кстати, все очень напоминает принципы построения нашей действительности. Люди по одному приходят в мир, живут в нем все вместе, а затем неизбежно уходят — тоже поодиночке, в страхе и сомнениях. Там все то же, как в настоящей жизни. И это, поверьте, господин директор, неспроста…