Сергей Антонов - МЕТРО 2033: В ИНТЕРЕСАХ РЕВОЛЮЦИИ [Темные туннели 2]

Он тут же врезался многострадальной головой в известковый нарост на потолке. Пришлось вести себя осторожнее, но проход был настолько узким и извилистым, что уберечь руки от царапин, а голову от новых шишек не удалось. Сзади доносились чертыханья Аршинова: у него были те же проблемы. Кольцов молчал, как микроб.

Лаз закончился неожиданно, и Томский зажмурился от яркого света.

Горели мазутные факелы, воткнутые в трещины на стенах просторного, неправильной формы грота. Они сильно чадили, и здесь стоял похожий на густой туман серый дым. В конце грота виднелся узкий проход в следующую пещеру.

Как следует осмотреться Толик не успел. Его ткнули битой в спину и заставили спуститься к пещере по пологому склону из ступенчатых напластований известняка. Вход в пещеру был гораздо ниже человеческого роста. Анатолий наклонился и шагнул вперед. В уши ударил звон капели: под землей все звуки воспринимаются особенно обостренно. Кроме факелов, в пещере полыхали четыре костра. Возле каждого сидело по два десятка башетунмайцев, взрослых и детей обоего пола. При виде пленников они встали и принялись рассматривать их с нескрываемым интересом. Гостям тоже было на что смотреть. Члены секты носили куртки, штаны, пальто и плащи черного цвета. Очевидно, все они стали жертвами какой-то траурной моды. Может, умер у них кто? Последний герой?

Когда пленников подталкивали к одному из костров, Томский прошел мимо матери с ребенком лет трех на руках. Женщина напевала малышу колыбельную:

Я вернусь домой со щитом, А может быть, на щите. В серебре, а может быть, в нищете, Но как можно скорей…

Пленников усадили у одного из костров. Рядом встали четверо сектантов с битами. Взгляды у них были цепкие, предельно внимательные и недружелюбные. Вскоре Толик понял, что охранники злились не из-за его плохого поведения. Их лишили возможности принять участие в ритуале, который вот-вот должен был начаться. Все сектанты, включая Виктора, голова у которого была перевязана тряпкой, направились к дальней стене пещеры и, глядя в ее сторону, опустились на колени.

– А я знаю, в чем тут фишка… – Аршинов подвинулся поближе к Томскому и с довольным видом произнес: – Эти ребятки Цою поклоняются. Совсем у них от этого дыма крыша поехала.

Рядом с ухом прапора просвистела бита, но он успел отклониться. В ответ охранник услышал оскорбительное замечание и погрозил кулаком:

– В следующий раз башку проломлю.

Аршинов не стал пререкаться, а просто перешел на шепот.

– Был когда-то певец такой, Виктор Цой. Группа, дай бог памяти, «Кино» называлась. Музыка – так себе. Для пацанят. Но любили его почему-то многие. Толпами фанатели. Как в аварии погиб, целую стену на Арбате ему посвятили, типа как бы святыня Цоя. Он еще пару раз в фильмах успел сняться. Вот эта компашка ему и… – договорить он не успел.

Под сводами пещеры раздался торжественный голос. Усиленный гулким раскатистым эхом, он достиг каждого ее уголка:

– Приветствую вас, Свидетели Цоя!

Томский наконец-то рассмотрел Бошетунмая. Раньше этого не удавалось сделать потому, что глава секты стоял в одной из ниш, выдолбленных в стене. Всего их было три. Левая и правая были отведены под экспонаты. В одной на специальной подставке стояла под небольшим углом белая акустическая гитара. В другой на самодельном манекене было распято долгополое черное пальто. Почти такое же пальто и было на Бошетунмае, облюбовавшем себе среднюю нишу. Лицом он походил на давешнего драчуна Виктора – те же острые скулы и характерный для азиатов разрез глаз. Волосы у него тоже были длинные и черные, правда, на вид более чистые, чем у остальных собравшихся в пещере цоепо- клонников. В правой руке Бошетунмай держал за гриф черную гитару и приподнимал ее всякий раз, когда заканчивал очередной отрывок своей проповеди.

– Закат человечества начался с уходом Цоя, а закончился Великим Катаклизмом, – вещал Бошетунмай загробным голосом. – Без него мир пал во тьму. Но наступит день, и Последний Герой явится в лабиринты Метро и выведет нас на свет Звезды по имени Солнце. Люди Света спасены будут, Люди же Тьмы навеки в ней и останутся….

Проповедник продолжал с энтузиазмом воспевать бессмертного гения, взирающего с небес на детей своих. Говорил о молодом человеке, в глазах которого люди увидели мудрость тысячелетий. А на Томского нахлынули воспоминая детства…

Жаркий солнечный день, его рука в руке отца, сильной и доброй. Их прогулка по Арбату. Он видит стену, о которой говорил Аршинов, возле нее толпятся подростки и молодые люди. Есть и пожилые… Они хором поют под аккомпанемент десятка гитар песню о Солнце. Тогда она его не зацепила. Видно, песня все же была не для пацанят, а он тогда был совсем ребенком.

Только теперь Анатолий осознал ту простую истину, что Виктора Цоя многие почитали еще до Катаклизма. Вспомнив стену на Арбате, Толик принялся внимательно изучать стены пещеры и поразился. Он читал о подземных пещерах в Полисе и имел о них общее представление. Сейчас получил возможность увидеть все своими глазами. Итак, спустились они по вырубленному в известняке коридору, а сами грот и пещера имели карстовое происхождение. Потолок представлял собой нагромождение сталактитов и известковых наростов самых причудливых форм и размеров. Сферические и конусообразные выпуклости, впадины с каменными сосульками по краям. Томский окинул пещеру взглядом и по звуку капели определил источник воды. Она стекала со сталактитов в дальнем углу грота в расставленные на камнях плошки и банки. Проходила через множество слоев пород и очищалась во сто крат лучше, чем это делали самые совершенные фильтры.

Не менее интересными были рисунки и надписи, посвященные Цою. Ими были расписаны все камни и стены на высоте человеческого роста: «Мы Люди света», «Сын Солнца в наших сердцах!». «Цой жив!», «Вернись, Последний герой!» и «Витя, спаси и сохрани!». Вокруг – множество изображений певца, солнечных дисков и даже несколько старинных плакатов с Цоем анфас и в профиль.

Толик вспомнил о своем оставшемся на Войковской любимом плакате с изображением Че Гевары. Он тоже был молод и пытался дотянуться до звезд. И у него тоже были последователи, которые верили в него почти как в бога. Но ведь от наивной веры в лидера недалеко до культа личности, культа, который сам по себе уже исключает всякую справедливость и равенство! Конечно, Богом товарищ Че не стал, а вот кумиром левой молодежи – точно. С Виктором Цоем, как оказалось, иначе вышло. А на самом деле, может, он скорее повесился бы, чем согласился стать иконой. Да кто его спрашивал?

Анатолий знал только одного человека, за которым он пошел бы куда угодно, даже на костер. Это был князь-революционер Петр Кропоткин. Он ведь тоже был пророком эры равенства, справедливости, свободы, которая так и не наступила. Толик тяжело вздохнул. А как здорово было бы построить такое общество вольных людей хотя бы на отдельно взятой станции! Само собой, без всяких там культов личности и коленопреклонений! Например, на…