Андрей Лазарчук - Темный мир

Я не перегрелся. Я по полу ползал, где прохладнее всего. А когда из этой круговерти выпрямился, башкой в самый жар, – так в башке даже прояснело. И пришло высшее понимание: ты сюда париться пришел – парься.

Я лег навзничь на полку и стал обтекать на горячие доски, казавшиеся пуховыми.

– А что это у тебя? – спросил Хайям.

– На арматурину наделся, – сказал я.

– Насквозь?

– Угу.

– И брюхо из-за этого резали?

– Конечно.

– Круто.

– И не говори. Два раза чуть не сдох. Кстати, если ты мне по шраму веничком как следует пройдешься…

– О чем базар!

И Хайям прошелся по мне веничком. Не только по шраму. Не скажу, что виртуозно, но не тупо.

А потом я сиганул в речку, поджав на всякий случай ноги, и понял, что глубины там – с головой, да еще с походом. Я уходил и уходил вниз, ожидая удара о дно, а дна все не было, а потом оно мягко-мягко подставилось под ноги.

Под водой я поднял лицо вверх и открыл глаза. Темное рифленое зеркало водной поверхности отразило все, кроме меня.

Я вынырнул. Мира могло уже не быть.

Чтобы девушек особо не смущать, мы с Хайямом и дедом уселись в горнице и, приняв некоторое количество крепкого напитка неизвестной природы (из знакомых ингредиентов я определил только этиловый спирт), предались разговорам. Снаружи доносился веселый визг.

– Ту же Лоухи взять, – сказал вдруг дед, словно продолжая недавно прерванный разговор. – Что в ней такого злого-то? Двух дочек засватали, да тут же их и загубили, Сампо разбили, которое сами как выкуп отдали, – ни себе, ни людям… Что, сиди-терпи – так, что ли? Она же дуурэн и страны правительница, с ней так нельзя. И этот Лемминкяйнен… Он же сам приехал, никто не звал, скандал устроил, мужа Лоухи на состязание по пению вызвал – ну и проиграл, понятное дело. Ах так! Взял нож и убил мужа. Убежал. Конечно, Лоухи его догнала. А кто бы не догнал? Вон Арина до чего мирная, и то…

– Что – «то»? – жутким шепотом спросил Хайям.

– Ну… может. Может. Всякое может. Главное, чтоб под горячую руку к ней не попасть…

– В червяка? – Голос Хайяма опасно дрогнул.

– Нет, в червяка – нет… Такого не видел. А вот заморозить среди лета… это было. Да сами ее спросите, чего я буду…

– Не хочет она рассказывать, – вздохнул я.

– Ну, раз не хочет – значит, не хочет. Значит, воля ее. Тут уж только мириться… да.

Я, кстати, не исключаю, что проблемы Лоухи и ее мифологических современников дед Терхо искренне воспринимал как личные и глубоко актуальные. А потому говорил про них при каждом удобном случае, то есть – при каждом визите студентов, продолжая ровно с того места, где прервался год-два-пять назад. Потому что для студентов-филологов, в отличие от прочего несеверного народа, имя Лоухи – хотя бы не пустой звук. Хотя бы. Допустим, да, фольклорный персонаж. А кто, скажите на милость, из известных людей, умерших к моменту вашего рождения, не является для вас фольклорным персонажем? Захотите поспорить – начните, пожалуйста, с Василия Ивановича. Или Ивана Васильевича, на выбор. Оба, зуб даю, существовали на самом деле.

Когда Вика с Валей предстали перед нами эдакими упарившимися наядами, мы с дедом и Хайямом исполнили уже немало песен, а тут я девушек подначил раскидать на голоса «Поминки по Финнегану». С легким подколом. Потому что у филологов есть священная корова по имени Джойс (его мало кто читал, даже из самих филологов, но если при них про эту священную животную хотя бы пошутить, забодают – с фанатичным блеском в глазах и оскале зубов), а у Джойса – совсем уж священная книга упомянутого названия. Книга эта отличается тем, что ее почти никто не может прочесть даже из тех ирландцев, кто сборол остальные книги Джойса на родном англо-гэльском. Прикол в том, что не все ученые сошлись хотя бы в счете языков, на которых Джойсовы «Поминки…» написаны. А назван сей талмуд по народной ирландческой песне, очень разухабистой. А лично мой подкол заключается в том, что некоторые историки песню эту спеть могут, а филологам поддержать – слабо. Ну вот я и начал:

Девочки все-таки подхватили:

Ну а потом в четыре голоса и в переводе:

Теперь я опять соло, а девочки делали так: «бу-бу-бу-бу»:

И снова хором, и прочем уже дед подхватил:

Я играл на гитаре, как на дикарском банджо, и думал: ну лишь бы струны не лопнули!

И хором, и Ирина Тойвовна с нами:

И тут я почувствовал, что голосок мой, хоть и слабенький, но противный, сейчас кончится, а впереди еще два куплета, и перешел на речитатив:

А пока они пели припев – орали припев – нет, очень громко, срывая голоса и заходясь от восторга, орали припев! – я чуть-чуть отдохнул.

И когда они снова орали припев: