О'Санчес - Добудь восход на закате

Больше всего охали и сомневались юрист и главбух, потому что человек, обещавший им поставки материала, являлся простым физическим лицом без права ведения коммерческой деятельности и это грозило комбинату мелкими, но неминуемыми неприятностями по линии налоговой инспекции. Да и поставки намечались довольно небольшие... Однако, «Тритон», волею делового случая, с лета испытывал серьезные перебои с древесностружечным мусором (иначе с чего бы они полезли вдруг подбирать случайные опилки с какой-то свалки) и главному финансисту, ведущему совещание, выбирать особенно не приходилось. Все необходимое делалось и делалось в темпе, через два-три месяца должен был окончательно определиться новый долгосрочный, надежный и экономически выгодный поставщик. Но до светлого будущего надо было еще добраться сквозь расхристанное невзгодами настоящее.

— Да, подтверждаю. С конкретикой — сразу звоните и привозите. Первую партию оформим по факту и тут же подпишем вот этот договор на будущее. Все? Всем спасибо, совещание закончено.

Идеальный итог совещания! Именно его хотел и представлял себе Сигорд: ноль предварительной юридической и финансовой ответственности, плюс обещания будущих партнеров — устные, но подкрепленные жестокой необходимостью.

Могут, конечно, и нагло обмануть, и забыть про клятвы и твердые обещания — в цивилизованном мире живем — но уж эта из всех опасностей меньшая. Сигорд в красках представил, как он, проплатив за сырье и транспорт, подкатывает с караваном самосвалов к воротам «Тритона», а недоуменная охрана заявляет ему, что никогда и ничего не слышала ни о Сигорде, ни об опилках, начальство уехало неведомо куда и не велела беспокоить до конца года... Не такая уж и фантастика.

Вздыхай не вздыхай, кури не кури, а завтра ехать окучивать фабрику «Сказка». Помолиться, что ли? Нет, молитва — это ничто иное как попытка заключить с Высшими силами договор. Устный. А надобен письменный.

— Да, господин Сигорд. Я и есть специалист по отходам, старший инженер Яблонски.

— Очень приятно. Я знаю, что вы уже в курсе моего визита, но повторюсь кратко: я был бы готов избавить территорию вашей фабрики от мусора.

— И что же мешает вашей готовности?

— Отсутствие договора между нами.

— А наличию договора, в свою очередь, мешает отсутствие условий договора?

— Именно. У вас проблема, у меня способы ее решить. Почему бы нам и условия не согласовать?

— Вы можете избавить нас от мусора и хотите знать, сколько мы можем за это заплатить?

— Да.

— Немного. Фабрика небогата. Кроме того, в бюджете нашей фирмы никогда еще не было графы расхода на вывоз мусора с ее территории.

— Фирма? Первый раз слышу такое определение в адрес государственного предприятия.

— Так солиднее. Тем не менее, такой графы расходов у нас не предусмотрено.

— А как же вы раньше обходились?

— Раньше у нас были необозримые авгиевы конюшни на южном танковом полигоне, которые мы и засирали с милостивого позволения министерства обороны. Полигон признан военными неперспективным — к городу стал слишком близок, но он же, как раз по противоположной причине, штафиркам от муниципалитета и бизнеса не подошел — от города далек. Но и возить нам туда запретили. И с прошлого года мы ходим, как говорится, под себя. Осталось недолго.

— Что, заросли?

— Угу. Так сколько вы хотите за свой труд?

— Я думал, что предварительная смета уже существует, вы же как-то вывозили раньше.

— Я уже объяснил вам, как мы раньше вывозили.

— Стало быть, смету заново надо составлять, с нуля.

— Вы просто Прометей, господин Сигорд!

— Это вы так шутите надо мной?

— Ни в коем случае! — Старший инженер Яблонски покосился на открытую дверь, словно бы кого-то увидел там и Сигорду немедленно захотелось эту дверь прикрыть.

— Тогда я спрошу, уж вы простите: а ваших служебных полномочий хватает, чтобы вести переговоры и заключать договоры с партнерами?

— Да.

— Хорошо. А то, знаете, в государственных конторах много людей согласных разговаривать ни о чем до конца рабочего дня. Это я не в ваш адрес, а вообще...

— Я понял. Так каков ваш конструктив?

— Гм... Вы не так давно вывезли значительную часть мусора на свалку «Дюны».

— Было дело.

— Если взять за основу нашей с вами сметы себестоимость вашего самовывоза с территории фабрики, не включая в нее штрафные санкции от города, да накинуть на нее умеренный и приличный процент рентабельности, то...

— Пятнадцать процентов.

— Как пятнадцать? Двадцать пять?

— Раньше двадцать пять, ныне пятнадцать. Со временем представления об умеренности и приличиях меняются.

— Давно ли так?

— Лет восемь уже.

— Да, небогато, если представить объем и смысл предстоящего.

— Может, вам заложить в вашу с нами смету и положить на себестоимость общефабричные накладные расходы?

— Хорошо бы. А сколько это?

— Около двух тысяч процентов. Но тогда, чтобы расплатиться с вами, нам придется продать с себя все, вплоть до фабричной трубы.

— Ага, господин Яблонски. Это вы опять так шутите? Изволите надо мною прикалываться?

— Что касается уровня накладных общефабричных расходов, я не шучу и не это... не прикалываюсь, как вы изволили сказать. Они под две тысячи, увы. В других госпредприятих бывает и повыше: социалка, бесхозяйственность, гражданская оборона, безвозмездные перечисления...

— Я не о них.

— В остальном же, господин Сигорд... Погодите. Я прикрою дверь, а то от этих сквозняков и до пенсии мне будет не дожить.

— А-а...

— Год еще, отвечаю, до этого вожделенного дня, меньше года, гораздо меньше. Вот-с. Кофейку, чайку не желаете?

— Нет, спасибо.

— С вашего разрешения, я себе налью. Расслабьтесь, все равно спешить вам некуда, у нас в управлении тотальный обеденный перерыв; а мы с вами продолжим говорить о деле. На чем мы остановились?

— Что я хочу обмануть фабрику в вашем лице и загибаю невиданные бабки за свои мелочные услуги.

— «Загибаю невиданные бабки»? «Прикалываюсь»? Неужто я действительно употребил все эти кошмарные жаргонные словечки?

— Нет, нет, это я самостоятельно попытался перевести для себя на барахольский язык. По роду своих дел, я часто проезжаю мимо барахолки. Но мне, так же как и вам, вполне доступен иной язык. Даже если вам кажется иначе.

— Не сердитесь, господин Сигорд. Давайте будем относиться к людям теплее, и начнем-таки с вас и с меня.

— Не возражаю.

— Мусор, опилки наши, очистки, ошкурки, оттески — стоят денег. Я восемнадцать лет стою, теперь сижу — раньше бегал — на этой должности и все о ней знаю, вы же понимаете. Так вот, когда я был помоложе, я осаждал последовательно всех четверых директоров нашей лавочки, и главных инженеров без счета, и предлагал им... О, вы не представляете, что я им предлагал и что находил! Дорожное строительство, цирки, зоопарки, высотное и малоэтажное строительство, парковое благоустройство, метрострой — всюду, всюду мы могли бы получать денежки за свои отходы — и нигде их не получили. Сами могли бы перерабатывать и продавать — никс нихиль!