Роман Злотников - Леннар. Чужой монастырь

Гамов обратил внимание и на то, какие неподвижные, словно из мертвого, голубого стекла, были глаза у Акила. В отличие от Грендама, от которого разило кислым потом и еще какой-то непередаваемой гнилью так, что чуялось даже в отдалении, от Акила пахло мясом, жаренным с ароматными травами, и нагретым железом.

— Да, — сказал Гамов и зло улыбнулся, — кажется, сейчас будут убивать. Очень досадно. Вы, конечно, не понимаете по-русски? Еще бы! Был у меня один знакомый мясник, так он тоже не понимал по-русски, потому что был казах из какого-то дикого аула.

Акил даже не шелохнулся. Его узенькие зрачки впились в глаза землянина как иглы. Пальцы стиснули Костино запястье. Гамов тоже замер. Наконец Акил отвалился от своего пленника, словно насосавшийся крови паразит, в его рыжих волосах метнулся и запутался свет факелов, и он бросил несколько отточенных, длинных слов. Смуглолицые гареггины подхватили их на лету и тотчас же — следом — взяли под локти Гамова и повели в глубь дома, по темному коридору с идущими уступом стенами, с нишами, в каждой из которых свободно мог укрыться человек.

Спокойно, очень спокойно сделалось Константину, и, даже если этот путь верно вел его к гибели, уже не было смысла волноваться.

Нет. Все оказалось не так.

Его втолкнули спиной вперед в какой-то узкий проход, которого он сначала даже и не заметил. С глухим звуком захлопнулась массивная каменная панель, тотчас же яркий свет и глубокие звуки вошли в глаза и уши Гамова, и он обернулся, увидел огромный зал, залитый пересеченным светом от трех больших горящих шаров, парящих там, где сходились высоченные стены и тяжеловатый светло-серый свод потолочного перекрытия. Посреди зала на ковре стояли широкие и плоские блюда с едой и чаши с напитками, а вокруг них, словно в древнеримском триклинии, возлежали вперемешку пять или шесть мужчин (из них двое — смуглые, статные воины с детской кожей). И с ними — ну верно, даже больше двадцати девиц всех степеней красоты и уродства. Блондинки, брюнетки и даже совершенно лысые. С формами, походящими на обводы стенобитного орудия, и с контурами фигур такими тонкими и нежными, что, казалось, можно обхватить талию двумя пальцами.

При появлении Гамова гареггин, возлежавший ближе всех к нему, поднял руку и сказал несколько звучных слов, после которых лица присутствующих, неподвижные, словно усыпленные верным средством, дрогнули и начали жить. К Гамову приблизилась толстуха в короткой накидке и с жирными голыми плечами, обмазанными слоем липкой ароматической массы, в которой засели остро пахнущие черные лепестки.

— Аллиа канн! — сказала она низким голосом и, потянув край ткани, обнажила мощную грудь, на которой красовался какой-то сложный зеленоватый узор, вдавленный в кожу.

И вот тут Костя Гамов, не испугавшийся вооруженных гареггинов, робко попятился…

У древних сардонаров, чьи последователи пришли к власти в Ганахиде и взяли приступом великий Первый Храм, — так вот, у этих сардонаров всегда были очень красивые, эффектные ритуалы. Один из этих ритуалов именовался Большим гликко и, по сути, представлял собой смесь театрального представления и казни.

Впрочем, казнь — это то, что практически наверняка принесет осужденному смерть. В то время как милосердное Большое гликко оставляло призрачный шанс уцелеть. О это гликко!.. Те, кто видел его, сохранили незабываемые впечатления и оставили их потомкам. Написанные очевидцами веселой казни фолианты оправлены жрецами Храма в тяжелые переплеты, кожаные и металлические, и задвинуты на самые высокие и дальние полки архивных хранилищ. Ибо последнее Большое гликко было проведено около семи веков назад, в период Большой ереси, направляемой и разжигаемой Аньяном Красноглазым, безумным Саттором и еще Акилом Галиаккором, тезкой нынешнего рыжеволосого соправителя сардонаров.

Рыжеволосый Акил и соправитель его Грендам собирались воскресить очень древнее и очень эффектное действо. Собственно, в топку этого незабываемого веселья они намеревались бросить богатейший и весьма благодатный материал.

Наиболее ценной составной частью этого материала (конечно же человеческого) были около двадцати высоких иерархов Первого Храма Благолепия, захваченных при штурме тысячелетней твердыни. Среди них присутствовал сам глава Храма, носивший громкий титул Сына Неба и единственный среди смертных облеченный правом читать Книгу Присяги, древний артефакт из времен Первосвященничества. Среди этих людей были высшие сановники, сплошь члены знаменитого храмового Конклава, несколько руководителей ордена Ревнителей, являвшегося главной ударной силой Храма Благолепия. Общее число храмовников, попавших в плен к сардонарам, доходило до полутора сотен. Помимо уже перечисленных высоких персон тут были и простые Ревнители, и Субревнители, кроме того, храмовники, не рукоположенные в высокий сан, а равно братия, приписанная к Храму уставом, но на деле являющаяся ремесленным людом, переписчиками, учителями и стряпчими. Последние, к слову, являлись предметом особой ненависти горожан, благо именно эта храмовая прослойка отвечала за переход муниципального и частного имущества в собственность Храма.

Помимо полутора сотен пленных церковников к расходному человеческому материалу, из которого должно, по мысли Акила, создаваться особое зрелище на площади Гнева, принадлежали и сорок пленных землян. Именно сорок, а не сорок четыре, как подсчитал один из немногих избегших плена, капитан Епанчин: четверо космонавтов погибли в бойне в транспортном шлюзе.

ПИРАМИДА красовалась посреди площади Гнева. Еще недавно она именовалась площадью Двух Братьев, центральной площадью Горна. Пирамида… Внушительное ступенчатое сооружение из плотно уложенных один к другому тесаных камней с плоской площадкой на вершине. На площадке величественно горит факел, пламя ядовито-оранжевое, с мерзкой зеленой жилкой. Возле того факела раз в сутки сменяется караульный гареггин, вооруженный заостренным с двух сторон бойцовым шестом — хваном, — а также коротким мечом, отлично сбалансированным, с волнистой, как контур неспокойных вод, режущей кромкой. Гареггинам практически не нужен отдых, они способны длительное время воздерживаться от пищи и даже воды, отсюда и такая нечастая смена постового.

Впрочем, пост был нужен только для того, чтобы придать подготовке действа дополнительную помпезность. Сардонары, а их предводители в особенности, очень падки на внешние эффекты, хотя редко делают их самоцелью. Жители Горна, которым было запрещено ступать на территорию площади, издали наблюдали за неподвижным воином, застывшим на высоте десяти анниев [1] Один анний равен приблизительно 1,8 м, то есть росту высокого земного мужчины. и вытянувшим перед собой руку с зажатым в ней стоящим вертикально мечом. Некоторые пытались повторить трюк и, забрав в пятерню что-нибудь соответствующее по весу мечу, вытягивали руку, однако хватало их ненадолго. Дольше всех продержался какой-то плотный мужичок, но и его хватило только на три с половиной столбика. [2] Имеется в виду бытовой прибор, при помощи которого обитатели Kорабля (из числа простых смертных) измеряют временные промежутки. Прибор в просторечии именуют столбиком, как и отмеряемую им путем истечения вязкой жидкости единицу времени. Один столбик приблизительно равен двум земным минутам. Это так, на будущее. Мужичок выиграл несколько монет, а потом спасался бегством, так как кто-то узнал в нем бывшего Субревнителя, ныне промышляющего нищенством, грабежом и вот такими трюками.