Олег Дивов - Лучший экипаж Солнечной (авторская редакция 2008 г.)

Эндрю утвердительно хмыкнул. Он сам от старпома не раз отмахивался подручным инструментом. Старпом был мужик любвеобильный, и тесных отношений с коммандером Фушем ему, видимо, не хватало. «А чего это о старпоме говорят в прошедшем времени?» — подумал Эндрю. Но спросить не успел.

— Я так и думал, — кивнул сержант. — Одни неприятности от этих пидоров. Короче, лейтенант, ваш старпом нашего парня в душевой пристрелил. Мы его, гада, поймали и отрихтовали слегка. Конечно, не до смерти, сам знаешь, у нас с этим строго, никакого самосуда. Но ребята очень уж на вас, астронавтов, осерчали. И значит, как раз уже собрались его дежурному сдать — а тут другие ваши набежали. И понеслось… Является дежурный, мол, почему нападение на офицера, все под арест, — а ему в репу ка-ак звезданет кто-то… Короче, через пару минут разобраться в том, кого бьют, никакой возможности не было. Все огребли — и ваши, и наши. Объявляют боевую тревогу, чтобы, значит, прекратить мордобитие, а в казарме уже пальба: шмаляют по нам из пистолетов, будто в тире. Мы их, ясное дело, забили, вызываем полкана: ты, мол, разберись, защита, не виноваты же. А он заперся и орет, что всем нам теперь хана. Типа измена и все такое. Тут появляется этот чудак, коммандер Фуш, и с ним еще какие-то ваши уроды. С лазерами. Короче, принялись нас убивать. Ну и вот… Я же говорю: везучий ты мужик, лейтенант.

— Ну, вы даете… — с трудом выговорил Эндрю.

— Сами удивляемся, — вздохнул сержант. — Ты сейчас единственный, кому на этой барже трибунал не светит.

Носилки догнал кто-то огромный, гулко топающий, и в поле зрения Вернера появилось новое лицо. Этого человека Эндрю опознал сразу: Банни, капрал из взвода связи. Тут же проснулись какие-то обрывочные воспоминания. Внутренне Эндрю весь напрягся: воспоминания были нехороши.

— Живой! — выдохнул Банни. — Отлично. Порядок — Ты как, лейтенант?

— Дженни, — сказал Эндрю. — Где?

— Извини, лейтенант. — Банни помрачнел и насупился.

— Что значит «извини»?

— Ну… Извини, и все тут.

— Какие же вы гады… — прошептал Эндрю и крепко зажмурился.

— Мы не виноваты, — сказал Банни тоном обиженного ребенка. — Это ваши. Ее лазером. Сразу, наповал. Думаешь, мне не жалко?

— Приехали, — сказал Вайль. — Осторожнее, господа. Взяли.

Сильные руки подняли Вернера и усадили во что-то мягкое и пружинящее. Эндрю открыл глаза. Их застилали слезы. Ему деликатно сунули в руку салфетку.

— Давай потом все это, а? — попросил Вайль. — Так уж вышло, сделанного не воротишь.

— Точно, — поддакнул Банни… — А ты сейчас отвечаешь за корабль. Больше некому.

Эндрю вытер лицо И отбросил салфетку. Он сидел в ходовой рубке, в кресле старшего навигатора. Одного взгляда хватило, чтобы понять: здесь тоже шел бой. В рубке было много крови, и большая часть аппаратуры нуждалась в замене. Повсюду шлялись десантники, с любопытством поглядывая на экраны и пиная ногами обломки. Из-за резервного пульта торчали ноги в обгоревших башмаках. Одна подошва еще слегка тлела. Эндрю показалось, что это лежит навигатор Камински, и ему стало окончательно нехорошо. Нет, увиденное не вогнало его в ужас. Он просто разозлился. Тупая сила штурмовой пехоты наконец-то разбудила в душе ненависть. Безмозглая мощь, убившая Дженни. Бестолковая агрессия, чуть не угробившая его самого. Бессмысленная ярость, поставившая на край пропасти даже себя, но до этого искоренившая все, что считала чужим и неправильным.

Эндрю вдруг понял: он ненавидит этих людей. И всегда ненавидел. Просто раньше Вернер считал их большими детьми, недотепами и бедолагами, достойными жалости не меньше, чем он сам, неприкаянный и одинокий. Но теперь десантники показали характер, и жалеть их было уже не за что. На поверку дети оказались всего лишь убийцами.

— И чего вы от меня хотите? — спросил он.

— Сделай что-нибудь, чтобы нас сразу не убили, — сказал Вайль.

— Это как? — удивился Эндрю.

— Ну, допустим, отгони эту хреновину домой.

— Домой?

— Кончай издеваться! — неожиданно повысил тон Вайль.

— Ты полегче, — сказал Банни. — Он же контуженный. Он не понимает.

Вайль сел перед Эндрю на корточки и заглянул ему в лицо.

— Лейтенант, — доверительно проговорил он. — Динамическая невралгия — серьезная болячка. У меня она третий год. Как раз из-за подрывной контузии. Поэтому ты меня заранее извини. Я срываюсь иногда. Но я хотя бы понимаю, как ты нам нужен. Мы тут по уши в говне. И сейчас любой салабон готов тебя шлепнуть просто за то, что ты астронавт. За то, что вы нас подставили. Поэтому будь добр, выручи. Тогда останешься живой.

— Ох, круто ты забираешь, сержант, — заметил Банни.

— Отвали! — огрызнулся Вайль. Банни поморщился, но смолчал. Ему, похоже, не улыбалось ходить в шестерках при каком-то сержанте, но в любой стае верховодит самый жестокий. А из Вайля зверство так и рвалось на волю.

— Лейтенант, ты понял меня? — спросил Вайль. — Это корыто летит. Похоже, к Марсу. Поверни его домой. Нам нужно связаться со штабом нашей бригады и обо всем доложить. Не флотскому командованию доложить, а пехоте. Тернер нас просто расстреляет, и дело с концом. Только наши могут во всем разобраться по-честному. Мы ни в чем не виноваты, понимаешь?

— Ну и что тебе мешает послать сигнал? — спросил Эндрю. — Вон у тебя минимум один живой связист есть. Установите контакт, ваш штаб вызовет Тернера и скажет ему, чтобы не горячился.

— У нас сгорел пост дальней связи, — сказал Банни уныло. — Не можем мы сейчас ни с кем связаться. Только с эскадрой.

Эндрю сделал Вайлю знак, чтобы отодвинулся. Впереди, по центру обзорного экрана, светился красным Марс.

— Сам видишь, куда летим, — сказал Вайль. — Не к красножопым же на поклон идти. Они-то нас примут, конечно, с распростертыми объятьями. Всех к стенке поставят за прошлые грехи.

— Когда объявили боевую тревогу? — вспомнил Эндрю.

— Да часов пять…

— Ну-ка, еще подвинься. — Эндрю наклонился к пульту навигатора. Первым делом он, повинуясь рефлексу опытного техника, запустил диагностику. Потом вошел в меню электронной почты. — Почему вы так уверены, что тревога была ложной? — спросил он.

— А зачем еще тревога? — удивился Вайль. — Это как понимать?

— Так понимать, что мы воюем. Эскадра отрабатывает какую-то схему по поверхности Марса. Расчетное время десантирования… через три часа.

— Мама! — отчетливо произнес Банни.

Вайль обеими руками схватился за голову.

— Поздравляю, господа, — сказал один из десантников, толпившихся позади. — Мы трупы. Кто не верит — читай Устав.

Сказано было веско и справедливо. Устроив бучу в мирное время, даже со смертоубийством, десантники имели шанс отделаться каторжными работами или переводом в штрафники. Те же действия в условиях войны расценивались как мятеж и сознательный подрыв боеготовности. А к мятежникам древний закон «смыть преступление кровью» не применялся. Ненадежный боец, способный перейти с оружием на сторону врага, стоил чересчур дорого, чтобы давать ему такую возможность. Разумнее было его убить.