Алексей Калугин - Планета смертной тени

Александру до зуда под ногтями не хотелось лезть в Лабиринт. Но он знал, да, что там, был уверен в том, что, если не сделает этого сам, это непременно сделает кто-нибудь другой. Он, по крайней мере, не станет совершать безрассудных, необдуманных поступков. Так он сам полагал. Для первого раза – только разведка. Придумав соответствующую моменту словесную формулу, он повторял ее снова и снова, как заклинание. Сначала самому себе, затем – тем, кто шел вместе с ним к Лабиринту. И продолжалось это до тех пор, пока Чики не надоело.

– А что ты понимаешь под словом «разведка»? – спросил Дик.

Александр растерялся.

Кефчиян посмотрел на Дика неодобрительно.

– Это значит незаметно заглянуть и так же тихо и незаметно уйти, – дал свое определение Гюнтер.

– С Лабиринтом такая штука не проходить, – с серьезным видом возразил Ут-Ташан.

Как выяснилось, уурсин даже в нюансах понимал язык людей, а вот разговорной практики ему не хватало. Однако с каждым днем, проведенным среди людей, речь его становилась все более богатой и образной. Порой Ут-Ташан использовал такие слова и обороты, что некоторые из коренных носителей языка смотрели на него с недоумением. А вот с временами он все еще путался. Вся жизненная философия уурсинов была закручена вокруг представления о том, что есть только сегодня, здесь и сейчас. А прошлое и будущее – лишь плод воображения. Поэтому и в языке уурсинов имелось только настоящее время.

– Грех мне в душу, – глядя на уурсина, сказал как-то раз Чики. – Мне начинает казаться, что этот парень однажды расскажет нам такое, от чего у нас языки отнимутся.

Никто ему не возразил.

– А как бы ты предложил исследовать Лабиринт? – спросил уурсина Чики.

– Я бы предлагать подходить к нему. Можно близко. Смотреть. Внимательно смотреть. Можно заглядывать внутрь. Смотреть, как свет гореть на стенах. А потом уходить. – Ут-Ташан резко взмахнул рукой, будто солнечного зайчика в кулак поймал. – Совсем уходить.

– И что нам это даст? – удивился Кефчиян.

– А что нам давать то, что кто-то в Лабиринт забираться?

– Иначе мы так и не поймем, с чем имеем дело, – ответил Александр.

– Ты и так не понимать. – Ут-Ташан сделал жест, как будто кинул в него пойманный лучик солнца. – Не ходить – не понимать, ходить – все равно не понимать. Зачем тогда ходить?

– Вот когда я сам увижу Лабиринт, тогда и скажу тебе, зачем.

– Ты ничего не увидеть, – снисходительно улыбнулся Ут-Ташан. – Ты мочь увидеть только то, что хотеть показать тебе уймарах. Но ты не знать уймараха. И уймарах не знать тебя. Поэтому уймарах не показать тебе ничего. И это хорошо.

– Что же тут хорошего?

– Хорошо, если уймарах тебя не убивать.

– Ты видел, как уймарахи убивают людей? Или уурсинов?

– Сам не видеть. Видеть картинки в Лабиринте.

– Зато я видел, – мрачно усмехнулся Дик.

– Может, вернемся? – спросил, непонятно к кому обращаясь, Ут-Ташан. – Так лучше будет.

На этот раз он даже с временами разобрался как следует. Но ему все равно никто не ответил.

Александр еще раз дернул веревку. Сплетенная Ут-Ташаном из сухой травы, на вид она казалась непрочной. Но Судорин еще в лагере проверил работу уурсина и убедился, что ей можно доверять. Веревка выдержит. Даже если его придется тащить волоком… Ничего себе перспективка!

Чики подошел к Александру сзади и тоже потянул за веревку.

– Слушай, – тихо произнес он, делая вид, что поправляет узел. – Давай-ка я в эту дыру полезу.

– Нет, – отказался Александр. – Я сам.

– Уверен?

– Да.

– Ну, хорошо. – Чики хлопнул его по спине. – Действуй!

Придерживая тянущуюся от пояса веревку, Александр подошел ко входу в Лабиринт и осторожно заглянул внутрь. Тьма беспросветная. И вроде как прохладой тянет. Едва ощутимо.

Или это от страха?..

Да нет, ему не было страшно!

Александр сделал шаг вперед. И в ту же секунду периметр квадратного коридора примерно на метр вперед осветился неестественно-белым, матовым светом. Покрытие стен, потолка и пола казалось стеклянным.

Александр сделал еще один шаг и обернулся.

– Встретишь уймараха, не беги, – сказал, заглянув в проход Ут-Ташан. – Лучше сделать вид, что не замечаешь его.

– Думаешь, поможет? – выдавил улыбку Александр.

– Не знаю, – честно признался уурсин. – Но, по-моему, лучше не замечать опасность, чем бегать от нее.

Александр кивнул – понял, мол, – снова, в который уже раз, поправил охватывающую пояс веревку и, считая шаги, пошел вперед.

Свет следовал за ним. На пару шагов обгоняя и ровно на столько же оставаясь позади.

На сорок пятом шаге Александр обратил внимание на то, что не слышит собственных шагов. Он остановился и прислушался. Тишина.

Из темноты не доносилось никаких звуков. Как в могиле. Или еще тише. Судорин щелкнул пальцами. Звук, который должен был раскатиться в замкнутом пространстве, рассыпаться мириадами отголосков, вопреки ожиданиям, затих, будто толстым слоем ваты придавленный.

Еще двадцать восемь шагов, и Александр увидел первую развилку. Два абсолютно одинаковых прохода расходились почти под прямым углом. Теперь это действительно становилось похоже на Лабиринт.

Александр вспомнил, как в детстве отец водил его в парк аттракционов. Чего там только не было! И динозавры, почти как живые, на которых можно было кататься верхом; и раздувающий ноздри бык, целящий остро заточенные рога на твою алую мулету; и шайка пиратов, готовых наброситься на тебя с саблями наголо; и взвод боевых дроидов, только и ждущих твоего приказа для того, чтобы отбить планету, захваченную шестипалыми вирхами. Но больше всего Саньку понравился зеркальный лабиринт. Он готов был бродить по нему часами, всматриваясь в собственные отражения и пытаясь угадать, что там впереди – выход, поворот или тупик?

«Ну пойдем же! Пойдем! – тянул его за руку отец. – Посмотрим что-нибудь еще. Здесь столько всего интересного!»

Какое там! Санька тянуло в зеркальный лабиринт.

Поначалу он и сам не мог сообразить, чем же так увлек его незамысловатый, в сущности, аттракцион? А когда вдруг понял, то ощутил странное, прежде незнакомое, щекочущее нервы чувство, в котором плотно сплелись томительный восторг и сладковатая жуть. Санька вдруг понял, нет, скорее, почувствовал, всем своим детским нутром ощутил, что, блуждая меж собственных отражений, он может заблудиться среди них, и тогда уже совершенно непонятно будет, кто выйдет из лабиринта, он или его двойник?

О, да! Это было великое открытие! Впервые в своей жизни Александр Судорин заглянул в глаза бездне. Если бы только он знал тогда, сколько раз еще ему это предстоит. Может быть, подумав, он и сам не стал бы выходить из зеркального лабиринта?