Руслан Галеев - Черепаховый суп

– Может, попробуешь его расколоть? Как ту стену в доме шляпников? – спросил я.

– Я устал Макс, – пожал плечами Сабж, – устал как собака. А даже если бы и не устал... Ты представляешь себе, что такое пять тонн базальта? Нам не достать груз.

– Выходит, трип накрылся?

– Выходит так.

...Лежать головой на каменном могильном холмике было неудобно. Я выдержал минут десять. Сабж – немногим дольше. Небо было синим, с зелеными пятнами там, где четверть часа назад село солнце. А вокруг луны оно было просто зеленым.

– Слушай, у нас же куча времени в запасе, да? Можно просидеть тут неделю. Сначала ты расколешь эту глыбу, потом понемножку будешь дробить.

Сабж отрицательно покачал головой.

– Нереально?

Он кивнул, подобрал с земли плоский камень и попробовал запустить «блин». Камень зарылся в песок.

– Почему?

– Потому что даже если ты сможешь выгрести пять тонн гравия, при этом устроишь столько шума, что соберется весь местный террариум. Они, конечно, сейчас все пришибленные, но за неделю придут в себя. Макс, это невозможно. Ты не думай, я уже все варианты перебрал. Вдвоем нам не справиться. И еще: я не знаю, что это был за груз, но когда сверху падает глыба весом в пять тонн – вряд ли что-то останется.

– Хреново. Но ты же не уверен, что груз поврежден.

– Не уверен, ну и что? Достать его вдвоем мы все равно не сможем. Я вижу только один выход – идти на Территорию Штиля, а потом вернуться сюда с подмогой.

– А если на Территории Штиля нет ни одной группы?

– Ну... есть же инженеры.

– Инженеры? Да ну...

– Других вариантов нет.

Зеленые пятна на горизонте растворились в синем, только луна продолжала тащить свой шлейф, похожая на грузовик-дальнобойщик.

– К тому же нам не хватит жратвы на неделю, – подытожил Сабж.

Я снова лег головой на могильный холмик. Потом сполз и подсунул под нее полупустой бурдюк из-под воды.

– Выходим утром. Ты как?

– В норме, – ответил Сабж. – А ты?

– Хрен знает. Утром мне казалось, что пара ребер сломано. А сейчас вроде бы все нормально.

– Тогда выходим.

Весь следующий день мы взбирались по зажатой между двумя стенами базальта дороге. Это оказалось нелегко. Тропа и раньше была не ахти как проходима, а теперь нам еще то и дело приходилось перебираться через завалы. К полудню ни у меня, ни у Сабжа уже не осталось сил. Мы остановились, перекусили остатками вяленого мяса и пошли дальше. Ни одной живой твари нам не повстречалось, как, впрочем, и мертвой. Наверное, всех разогнало землетрясение. К вечеру мы добрались до Глаза Дракона. Вернее, до того, что от него осталось.

Глаз Дракона – это древняя крепость, которую построили еще в те времена, когда мир не был поделен на метрополии. Говорят, когда-то в ней скрывался Коперник. Это тот парень, который первый заявил о том, что Земля на самом деле плоская, а не круглая. Правда, он думал, что она плывет прямо по Океану, отчего на Земле случаются наводнения. Коперника за это сожгли. Если вам, кроме этой моей рукописи, попал в руки информационный банк Полковника, раскрутите поиск по двум определяющим словам: «Коперник» и «Инквизиция». Пламенные были времена.

Потом эту крепость часто использовали какие-нибудь повстанцы: хунвэйбины, христианские стрелки, Змеиный глаз. Последней в крепости пыталась отсидеться боевая группировка марксистского объединения «Октябрь». Им не повезло. Когда те, кто выжил во время осады, решили уйти в пещеры, окрестности Глаза Дракона обработали вакуумными бомбами. Знаете, что такое вакуумная бомба? Тоже занятная штука, разработанная специально для труднодоступных мест типа пещер, катакомб и тому подобного. При ее взрыве на огромные пространства распространяется большое количество аэрозоля. Он воспламеняется и выжигает все вокруг, оставляя после себя вакуум. Происходит резкий перепад давления, отчего каменные тверди сжимаются. И тех, кто между этими твердями в тот момент находится, просто перетирает. Так произошло и с последними повстанцами «Октября». Наверное. Вообще-то их никто потом не искал.

В общем, после всех этих повстанцев, беглых ученых, инквизиций и метателей вакуумных бомб от Глаза Дракона мало что осталось. Но перед самой войной – еще один штрих к картине о тщете устремлений человеческих – кто-то вложил немалые деньги в восстановление крепости и создание «Музея беглеца». Его экспозиция была поистине огромна и включала множество материалов и экспонатов, так или иначе связанных с побегами или восстаниями. От замка Иф до Алькатраса, от Финского залива до войны в заливе. К сожалению, просуществовал музей всего три месяца. Потом на метрополию Нагасаки сбросили бомбы. Но само нововозведенное здание Глаза Дракона при бомбежках практически не пострадало, наверное потому, что на хрен никому было не нужно. Времена горных крепостей канули в Лету еще в конце девятнадцатого века. А с момента общемировой известности местечка Ипр и тем более. Наступило время технологий, техногенеза, техношовинизма и техновойн. Так что нам, сталкерам, крепость досталась в идеальном состоянии. Этакий «Отель у погибшей метрополии». Правда, Нулевая занимает только правое крыло крепости, но мы никогда не были особенно придирчивыми клиентами.

– Смотри-ка, стоит, – удивленно прогнусавил Сабж, кивая в сторону упирающейся в низкие облака крепости.

Его продуло. Вообще-то, в горах, особенно на таких высотах, положено лежать снегу и стоять дикому морозу. Но на Драконе никогда не бывало особенно холодно, разве что ветер налетит, потреплет и свалит по своим делам. Вот Сабжа и потрепало. Мы с ним закутались, как могли, нацепив все тряпье, что у нас при себе было. Даже какое-то подобие шапок соорудили, распоров бурдюк. После раскаленной пустыни здесь было особенно неуютно. Кроме того, тишина начинала действовать на нервы, а все попытки начать разговор оканчивались полным провалом. Слова звучали неуместно. Пытаясь что-то сказать, я чувствовал себя по-настоящему жалким. Вот уж не думал, что мне когда-нибудь придется искать тему для разговора с Сабжем.

Это не значит, что все время подъема к Глазу Дракона я думал о Буги. Если честно, я вообще о ней не думал. После первого взрыва эмоций пришло отупение. Как будто в ту часть мозга, которая отвечает за горе, вогнали шприц новокаина. А вот Сабж переживал, я это видел, и поэтому мне казалось, что я какая-то бесчувственная свинья. На самом деле это было не так, просто всему свое время. Может, я и бесчувственнее, чем Сабж, не знаю. Но когда мы поднимались вверх, к древней крепости повстанцев, мне не думалось о Буги. Больше того, мне даже хотелось, чтобы в голову пришло хоть что-то связанное с ней, мне казалось – да и сейчас кажется – что так было бы правильно. Но я, видимо, не совсем правильный человек (учтите это, если будете по мне судить обо всем человечестве). К тому же я был уже не тот Макс, который шел с Буги до ее смерти. Который какое-то время любил ее и какое-то время ненавидел. Да, и еще боялся. Там, перебираясь через завалы, поскальзываясь на россыпях мелкого гравия, спотыкаясь об пошедший неровными ступенями асфальт – там была только часть меня, и она оставалась неизменной. Но не была целым. А все остальное было пустотой. И в этой пустоте существовала Буги, горе, защитные реакции мозга, не дававшие мне думать о случившемся, воспоминания, которые так или иначе касались наших с Буги отношений. Больше всего это состояние напоминало плотину, которая пытается сдержать все пребывающую воду с одной стороны, и поэтому с другой – ни капли. Но рано или поздно эту плотину прорвет, как в песне у «Led Zeppelin», которые, правда, пели совсем о другом.