Руслан Галеев - Черепаховый суп

Я не очень любил «Led Zeppelin». Я вообще не слишком последователен в своих пристрастиях. В один и тот же день, да что там, за каких-то пару часов могу переключаться с блюза на хардкор, с рокабилли на соул, с панк-рока на прогрессив. Запросто, мне это нравится. Просто чаще всего я слушаю билли-музыку, но это ничего не меняет. Диски то появляются в моей коллекции, то исчезают – я ими никогда не дорожил и не пытался собрать коллекцию. Наверное, самое большое количество дисков набралось у меня в Самерсене. Штук двести, может, даже больше. Тем более что многие группы, альбомы которых я скупал оптом, потому что на какое-то время вдруг начинал прокачиваться от их музыки, вскоре совершенно пропадали из репертуара моего плеера. Что-то приходит, что-то уходит. Так же и с дисками «Led Zeppelin»: я их покупал, терял, забывал про них, выбрасывал, когда они портились. Правда, на стекле моего дредноута какое-то время висела обложка первого диска, та, черно-белая с пылающим цеппелином. Но потом она куда-то подевалась. Когда нужно было, я просто шел и покупал. Я знаю много отличных музыкальных магазинов по всему миру – от Небраски до Кейптауна. Иногда, когда мне осточертевало где-то жить и хотелось перебраться в другое место, я нарезал себе подборку любимых песен, а все скопившиеся диски оставлял в квартире. Может, кто-нибудь из новых жильцов теперь слушает их. Подборки хватало на какое-то время, потом диск приходил в негодность или мне надоедало слушать одно и то же. Тогда я открывал бардачок или шуровал на полке у заднего стекла ЗИСа. Как правило, без определенной цели. И если ничего не подходило под настроение, отправлялся в магазин и покупал новые диски. Так вот, «Led Zeppelin-3» я покупал слишком часто для того, кто не любит «цеппелинов». Сам не знаю, почему: не могу сказать, что считаю этот альбом круче остальных. Да и вообще нет ни одной группы, у которой мне нравились бы все композиции, на диске всегда найдутся трек или два, которые кажутся полным дерьмом. Со временем, правда, некоторые из них становятся любимыми. Это называется – распробовать фишку. И у «Led Zeppelin-3» мне далеко не все нравится. Просто я часто покупал этот диск.

Мне не пришлось побывать на концерте «цеппелинов». Я родился в 1976 году, а они правили миром до 1978-го. Правда, однажды в Токио я был на концерте Планта. Он представлял свой новый проект этнической музыки. Плант ведь всегда тяготел к этнике. Концерт мне понравился, но это были не «Led Zeppelin». Да, я не любил саму банду, но был бы не прочь постоять у сцены, глядя, как Пейдж с помощью скрипичного смычка превращает гитарную музыку в психоделическое действо. Я видел, как он это делает, у меня был DVD с записью такого концерта. Это было по-настоящему круто и стоило того, чтобы увидеть вживую. Но мне не повезло. А еще я читал книгу Мартина Миллера под названием «Сюзи, “Лед Зеппелин” и я», про то, как «цеппелины» приезжали с концертом в Глазго. В этой книге тоже описан момент, как в песне «Очумелый и ошалелый» Пейдж некоторое время импровизирует на гитаре скрипичным смычком.

Да, я должен был думать о Буги, это было бы правильно. Но я не думал о ней, во мне выросла плотина, и, если честно, я не возражал. Я думал о «цеппелинах». Потом о времени. Потом о месте.

Вообще, люди очень часто думают, что родились не там, или не тогда, или не в той семье, или не того пола. Я знавал девчонку, которая однажды впала в депрессию из-за того, что родители не разрешали ей красить волосы в черный цвет. У той девчонки был настоящий комплекс, ей казалось, что все воспринимают ее как блондинку и поэтому только и думают, как завалить в постель (что неудивительно, потому что кроме светлых волос у нее была симпатичная мордашка и прекрасная фигура). Так вот, она считала, что всем наплевать, какой она человек, что у нее на душе, о чем она думает, и мужчины видят только ее светлые волосы, аппетитную попку и курносый носик. Она была совершенно права. Именно так и было, особенно в первые минуты, потому что трудно было не думать о том, как бы завалить эту девчонку в постель. Но она реально из-за этого парилась. Она была умная, сообразительная – живое опровержение мифа о блондинках. Теперь она работает ведущей в программе новостей. Не помню, на каком канале. Однажды я встретил ее: она очень изменилась, повзрослела, малость пополнела, стала проще и больше не парилась из-за всяких глупостей. У нее был муж, которого она, кажется, любила, и которого каждый раз распирало от гордости, когда они шли вдвоем по улице. Потому что одно в этой повзрослевшей девчонке осталось прежним: глядя на нее, невозможно было не думать о том, как бы завалить ее в постель. Но у нас с ней никогда ничего не было. Мне казалось нечестным пользоваться тем, что девчонка, считая тебя близким другом, запросто выкладывает о себе такие вещи. Правда, однажды я сделал попытку сблизиться, но тормознул на заносе. Она потом призналась, что в общем-то была не против, я ей нравился. Я сказал, что она мне тоже нравилась. Это было в кафе, на соседнем стуле дрыгал ногами и вертелся юлой ее пацан, уминая мороженое. У пацана были светлые волосы, но не такие, как у его матери в молодости.

Когда это было? Лет пять назад... Я зачем-то выяснил телефон этой крутой телеведущей, позвонил, долго объяснял, кто я такой, и когда она поняла и обрадовалась – зачем-то назначил встречу. Все, что можно было о ней узнать, я уже раскопал в Интернете. Чего, собственно, я хотел от нашей встречи? Ведь, как ни странно, я даже не думал тогда о том, чтобы переспать с нею. То есть я, конечно, думал, что это круто – оказаться в постели с такой женщиной. Я же говорил, о ней невозможно было думать иначе. Но я не предполагал, что это возможно со мной. В каком-то смысле я так и остался пацаном, тупо уставившимся на экран с пикирующим «Юнкерсом».

Думаю, на самом деле все проще и одновременно сложнее. Я тогда уже вовсю ходил за кордон, и моя жизнь не имела ничего общего с жизнью обычного человека. Это было круто, в первую очередь, потому, что я ни к чему не был привязан. И меня устраивала такая жизнь. Но иногда человека, вопреки тому, что он предпочитает, начинает тянуть к противоположному. Когда мы дружили с той девчонкой в детстве, будущего еще не существовало. Теперь я точно знаю, что не смог бы всю жизнь просидеть на одном месте, делая карьеру и рассчитывая семейный бюджет. Я понял это за два года ссылки в Самерсене. Но... я не могу не признать, что какие-то плюсы в той, другой жизни были. Нет, не дом, конечно, и тем более не карьера. И даже не стабильность. А скорее что-то на уровне символов: очаг, место, которое необходимо защищать, куда можно и нужно возвращаться. И те, кого надо защищать и к кому можно вернуться. Сабж тогда, в бизоньем заповеднике, был чертовски прав.