Максим Замшев - Избранный

Избранным оказался новый друг его дочери, глубоко симпатичный ему Алексей Климов.

И это было ужасно и непоправимо. Это было хуже всего.

Всю жизнь он привык следовать правилу: действуй, пока можешь, ничего не жди, ни на кого не надейся и все будет хорошо… Но в такой ситуации правило могло не сработать… И он спрашивал себя: что делать?

Ничто так не сближает людей, как совместная причастность к какой-нибудь тайне. По сути дела, тайна – это еще одно дьявольское изобретение. Властелин Зла прекрасно осведомлен об особенностях человеческой психики. Любая информация только тогда становится ценной, когда о ней знают как можно меньше людей. Суть самой информации чаще всего ничтожна, значителен только ореол витающей над ней тайны. Ни одна тайна, будучи обнародованной, никогда не переделает мир, хотя те, кто этой тайной владеет, дабы набить себе цену, всегда культивируют утверждение, что, если мир узнает о том, о чем знают они, все мироустройство кардинальным образом поменяется. Как ловко манипулируют тайнами создатели разных триллеров, на время занимающих первые места в рейтингах продаж! Человечество готово выкладывать огромные деньги за то, что ему поведают некую тайну. Это приводит к тому, что тайны множатся с невероятной быстротой, а писательские мозги шевелятся с утроенной энергией. Такое движение позволяет самым главным мировым загадкам оставаться в тени. Ведь если доберутся до них, тайна перестанет существовать как таковая, что приведет к чувствительному поражению сатаны. А Сатана очень не любит проигрывать, и месть его всегда страшна. Стоит ли подвергать слабое и греховное человечество такой опасности?

Летом в городах, как ни странно, все оживает в темноте. В светлое время жаркое безжалостное солнце заставляет жизнь истомленно замирать, но с его исчезновением за горизонтом запахи, звуки, мысли обретают свою настоящую остроту.

Климов с наслаждением вдыхал ночной воздух Парижа. Стоило ему оторваться от привычного московского ритма, как появилось легкое пьянящее чувство свободы. А что еще нужно молодому человеку, вышедшему ночью погулять по Парижу?

Алексей перешел на другую сторону улицы Лафайет, осмотрелся. Последний раз в Париже он был года три тому назад, сейчас ему требовалось время, чтобы вспомнить причудливую географию правого берега и выбрать маршрут.

В прошлый приезд он жил неподалеку, в старом отеле «Леброн». Тогда у него было достаточно времени, и он изучил эти кварталы основательно, исходив почти каждую улочку.

«Если пойти по улице Лафайет к центру города, в скором времени окажешься на красивейшей площади Оперы с ее правильной геометрией и теплым освещением. Но что там делать в такой час? Рестораны, вероятно, уже закрыты, только нищие, поди, слоняются по близлежащим улицам и не знают чем заняться. Нет. Туда еще успеется. Но в другую сторону тоже не резон, поскольку вскоре нависнет серая громада Северного вокзала, известного тем, что около него орудуют наркодиллеры из Африки да слоняется всякий сброд. Остается подниматься потихонечку на Монмартр, в эту давнюю обитель благородных разбойников, художников, романтиков… Заодно и поужинаю».

С каждым шагом Алексей возвышался над городом, стремясь к самой высокой его естественной возвышенности, которую венчает знаменитая базилика Сакре-Кер. Эта базилика была возведена во искупление грехов парижских коммунаров, и с той поры взгляды на ее архитектурную ценность резко размежевались: сторонники левых наперебой твердили, что Сакре-Кер – воплощение уродства и безвкусицы, а правые находили и до сих пор находят ее очень даже красивой.

Ночью на парижских улицах, казалось, не было место страху. Легкость, романтика, огни, шепот. Ох уж это вечное заблуждение иностранца в Париже, обычном мегаполисе со средним процентом уличной преступности. Видимо, парижский миф так затуманивает мозги, что люди на время не в состоянии реально оценить происходящее вокруг них. Ну и пусть. Когда-то ведь можно и пожить иллюзиями…

Без приключений Климов добрался до станции метро «Анверс», с наглухо закрытым решеткой входом. Движение вдоль бульвара налево сулило массу острых ощущений. Метров через пятьсот – неспокойный пятачок, известный во всем мире как площадь Пигаль. Думал ли Жан Батист Пигаль, почтенный скульптор, только по случайному стечению и прихоти судьбы не ставший автором знаменитого памятника Петру Первому в Петербурге, что его имя в двадцатом веке прочно будет символизировать распутство, а площадь его имени заслужит столь авантажную славу?

Алексей пошел быстро, прямо по узкой полоске бульвара, засаженного весьма чахлыми деревцами. С тротуаров он периодически слышал призывные возгласы пышных «красавиц» в потрепанных париках. Они бурно размахивали руками, принимали причудливые позы, одним словом, всячески привлекали к себе внимание. Отчаявшись заполучить достойного клиента, эти жрицы любви готовы были броситься в объятия любого, кто по неосторожности проявит к ним интерес. Но увы… С каждым годом таких находилось все меньше, даже среди падких на запретные удовольствия туристов из России…

От линии бульваров наверх уходили малюсенькие бутафорские улицы, очень похожие друг на друга: они неизменно упирались в серые стертые ступени, а по этим ступеням легко можно было забраться на улицы пошире, где призывно светились огни за стеклами, шумели необузданные посетители питейных заведений, а у барных стоек разворачивались диалоги невиданного накала.

Климов уже хотел свернуть направо, проскочить темный переулок и устремиться наверх, к знаменитой базилике, к площади Тетре, вечному приюту живописцев средней руки, но вовремя заметил, что дорогу ему невольно преграждает женщина. Какая же безнадежная тоска застыла в ее взгляде, какое же горе засело в уголках ее глаз! Возможно, это мать, только что узнавшая о гибели сына, или лишившаяся рассудка добропорядочная в прошлом горожанка, живущая по невероятным законам сумасшествия, а может быть, старая куртизанка, давно уже потерявшая веру в то, что мир создан Господом из лучших побуждений… Мало бы кто решился приблизиться к этой фигуре, символизирующей само отчаяние…

Недолго думая, Алексей отложил свой подъем на вершину знаменитого холма до лучших времен и пошел прямо.

От площади Пигаль до знаменитого Мулен Руж ходу было не больше десяти минут. Одно из самых известных в Европе шоу проходило в здании, которое выглядело довольно заурядно, как всякий современный концертный комплекс. Мулен Руж давно уже потерял свое богемное очарование и превратился во вполне обычное, но доходное предприятие. На каждое представление билеты расходились неимоверно быстро, а счастливые их обладатели плотно наполняли просторный зал, а заодно и кошельки владельцев. Только мельница на крыше напоминала о былом и бесшабашном царстве канкана, о знаменитых посетителях и передаваемых из уст в уста легендах.