Валерий Большаков - Наблюдатель

Покраснев, Вита ляпнула:

– Здрасте!

Оба йуругу ответили, довольно нелепо боднув головами воздух. Приоткрыв клювастые рты, так, что стали видны режущие роговые края, они сипло выдохнули:

– Са-дарафствуйте! Зовите нас просто йу!

– Позвольте представить вам мою помощницу, Виту Боку, – пропел Николя Пиньон. – Мадемуазель Вита, это Цеф, главноначальствующий с-семейной ячейки Фтет.

Орнитоид в темно-желтой накидке еще раз совершил бодающее движение головой.

– И его с-советник Заф.

Советник в блекло-алом плащике проскрипел:

– Почтение, мадмуас-сель, и добрый ден-нь!

Цеф приблизился, приседая на каждом шагу, и любезно поинтересовался:

– Как вы с-себя имеете? Не с-садерживаются ли мес-сячные?

– С-спасибо, – пробормотала Вита, запинаясь от легкого смущения, – все хорошо.

Пиньон, продолжая улыбаться, прошептал на ухо девушке:

– А вы молодец! У йу считается признаком хорошего тона растягивать звук «С».

– Я пыталась быть учтивой, – выкрутилась Вита.

– Ос-ставляю вас, – пропел Пиньон, – желаю приятных бесед и ярких впечатлений!

Отвесив быстрый поклон, член Совета Мира поспешил по коридору с озабоченным видом.

– С-смешной и добрый хомо, – доверительно сказал Цеф Фтет, провожая взглядом Пиньона, – но не всегда отличен искренностью.

– Да ну? – развеселилась Вита. – Правда, что ли?

– Так есть! – боднул воздух Заф. – В иное время суток Пиньон устраивает скрытность и даже говорит то, чего нет!

– То есть лжет? – прямо спросила девушка.

– Так есть!

– Он не всегда говорит неправду, – покачала головой Вита. – Пиньон – политик и вынужден хранить в тайне некоторые вещи.

– Тайна есть сокрытие информации?

– Точно! Но по-разному. Например, у нас не принято спрашивать женщину о ее месячных.

Заф и Цеф до того разволновались, что аж заквохтали.

– Мы проявили неучтивое поведение? – огорченно спросил Цеф.

– Пустяки, дело житейское!

– Но ведь хомо обычайно интересуются состоянием здоровья?

– Мы спрашиваем: «Как ваше здоровье?» – адресуя это лишь малознакомым людям. Более близкие и друзья могут интересоваться: «Не болеешь?» или даже так: «Ну, как твой живот? Не болит?»

– То есть, чем ближе степень родимости, тем глубиннее вопросы, связанные с жизнедеятельностью организма?

– Примерно так. Но половые проблемы мы стараемся не озвучивать даже с близкими людьми.

– Это есть табу?

– Скорее пережиток древних запретов, сохранившийся как моральное требование.

– Многая сложность… – покачал головой Цеф. – Нам очень трудно приобщиться к тому, как хомо обращаются с истиной.

– Хм… А разве йу всегда придерживаются истины?

– Всегда.

– И никогда не обманывают?!

– Никогда, – вздохнул Цеф. – О, этому не стоит поражаться. Говорение правды есть наше уродство, это физический недостаток, генетическое повреждение.

– Ну, зачем же вы так? – растерялась Вита. – Это же здорово, когда нет вранья!

– Вы так полагаете? – спросил Цеф. Если бы на его месте был человек, то он улыбнулся бы немного грустной улыбкой, но йуругу не обладали человеческой мимикой, у них и губ-то не было.

– Конечно!

– Имею возможность предположения, что вы не познали историю Йу толо?

– Честно говоря, я даже планетографию Йу толо не учила. А вы можете рассказать вашу историю?

– Вы имеете интерес?

– Еще какой!

– А где на корабле находится место для бесед?

– Так… Кают-компания отпадает. А давайте в геоцентр! Планетологов в рейс не брали, так что там свободно.

И Вита пошагала в геоцентр корабля. Это был комплекс помещений для планетологических исследований, ныне пустых и тихих. Когда Бока откатила створку люка в сторону, мимо нее прошагал, удаляясь по коридору, генеральный инспектор в сопровождении своих телохранов. Цеф посмотрел им вслед и сказал:

– Удивительных успехов добилась биотехника хомо.

– Биотехника? – не поняла Вита. – Какая биотехника?

– Да вот же, прошли два биоробота.

– Это биороботы?!

– Так есть.

– Ничего себе. Прошу!

Орнитоиды вошли в геоцентр, огляделись и присели прямо на пол. Вита опустилась рядом.

– Наша история имеет большеразмерную продолжительность, – начал Цеф, – но я не буду совершать погружение в древние времена. Расскажу главность. Примерно пятьсот циклов тому назад наша раса занимала всю Йу толо, достигая в исчислении пяти миллиардов особей. Тогда шли бурные споры о воспитании, о высокой моральности и духовности. Наши ученые имели приход к выводу, что воспитать доброго и честного йу есть принципиальная невозможность, и мы решили исправить себя искусственно. Так родился проект «Точка» – древние философы считали точку идеальным образованием.

«Наши тоже», – хотела вставить Вита, но не стала перебивать.

– В сотнях инкубаторов были смонтированы установки для инициации процесса, – продолжал Цеф, – который оппоненты проекта называли десентиментализацией, а сторонники продолжали говорение о Великой генетической революции. Миллионы и миллионы яиц были обработаны, из них вылупились птенцы – здоровые, жизнерадостные, добрые, почтительные. Они никогда не огорчали родителей, ибо не дрались, не ссорились, их отличали исключительная вежливость и неприятие лжеговорения. Выросло одно поколение, потом другое. Преступность опустилась до уровня исчезновения, но и рождаемость упала до недопустимости. И авторы проекта, те, кто еще длил существование, учуяли ужасную глобальную катастрофу, гибель цивилизации.

Йу понесли утрату склонности ко лжи, ко всякой лжи, то есть и к выдумке, к фантазии. И остановился научный прогресс, угасли искусства. Йу понесли утрату склонности к ревности – и получили вежливое равнодушие к партнеру. Мы перестали страдать из-за любви, ненавидеть из-за любви. Мы имели тогда растерянность всего, и самой любви тоже. Оставление было только сексу, но и он скоро приедался. Семья, дети – все это постигло разрушение.

Мы понесли утрату склонности творить зло, мы вытравили из себя все составляющие эго-комплекса – зависть, жадность, себялюбие, подлость. В нас осталась одна лишь доброта, а доброта пассивна. Был уход агрессии и вместе с ней самопожертвования и героизма, борьбы за справедливость и стремления защитить слабого. А взамен агрессии пришли инертность и ацедия – смертельное равнодушие ко всему.

Мы имели хотение очистить психику, сделать расу совершенной, а сами оскопили душу, превратились в ленивых, безразличных, инертных поедателей пищи. Жизнь наша совершенно обессмыслилась. Мы утратили связь с прошлым и не видели ходов в будущее. Йу во множестве бродили по паркам, изредка совокуплялись и расходились, даже не глянув друг на друга. Ели и пили, а потом сидели в полном оцепенении, дожидаясь следующего приема еды. Раньше наша цивилизация, как и все прочие, бродила по краю пропасти. Теперь она оказалась на самом ее дне.