Юлия Латынина - Нелюдь

Ван Эрлик лежал ничком. Его подташнивало, и с ногой было явно неладно. Ван Эрлик видел, как упала безголовая туша, и понимал, что Дом Келен цел.

К сожалению, это мало что значило.

Один штурмовик был мертв, но два остальных живы, и они уже должны были прийти в себя. Плазменный шнур вряд ли вывел из строя сенсоры брони. Он ударил по сетчатке людей, как если бы штурмовики без предпреждения взглянули на голубое солнце; но сетчатка должна была восстановиться, а в крайнем случае, «Шелом» мог передавать данные в мозг напрямую.

Ван Эрлик не шевелился, и штурмовики – тоже. Как ни был остер его слух, их сенсоры были острее. Их оставалось двое из трех, связи с дежуркой не было, но их броня была неповреждена, оружие – нетронуто, и они наверняка видели, что случилось с их товарищем и понимали, что противник жив и смертельно опасен.

Не каждый человек с игрушечным «Харальдом» умудрится застрелить бойца в «Шеломе». Это все равно что перочинным ножичком зарезать барра.

– Кел? – прошептал ван Эрлик.

Он знал, что штурмовики услышат его, но выхода не было. Вряд ли они поймут, с кем он говорит.

«Я здесь, – голос возник прямо в голове, словно слова были камешками, которые кто-то бросал в ухо. – Чеслав и Денес в лаборатории, на первом этаже. Губернатор с ними. Чеслав плох. В диспетчерской – оператор и с ним еще двое. У них есть броня, но они никуда не хотят идти. Они одели броню, стали спиной друг к другу и наставили стволы на дверь. Еще в доме есть посетитель, крийн, которому губернатор давал интервью. Он забежал в комнату, которую вы используете, когда хотите удалить из тела отходы, закрыл дверь и забился под одно из устройств. По-моему, он не хочет, чтобы его нашли».

– Ты цел?

Пауза.

«Мне плохо, но лучше, чем утром. Утром я был твердый. По-правде говоря, это было… глупо. Я думаю, что в будущем я научусь использовать столько энергии внутри меня рациональней…»

Дом Келен замолк и вдруг сказал.

«Они слышат, что ты говоришь. Один спрашивает другого: „с кем он говорит?“

– Это не твое дело, с кем я говорю! – громко заорал ван Эрлик.

Череда вспышек ударила слева, в воздухе замерцал белый дым, и ван Эрлик снова заорал:

– Придурок, не стреляй, все на хрен взорвемся!

– Кел, ты можешь…

«Запороть им сенсоры? Как вверху? Нет. Я пытался, но они… полностью изолированы от внешней среды. Здесь множество механизмов. Если бы ты объяснил мне, что делать, может, я мог бы полакомиться чем-то из них?»

Ван Эрлик подавил горький смешок. Он вряд ли мог объяснить Дом Келену, как взорвать генератор. Для этого надо было всего лишь объяснить Дом Келену, как он устроен, а это было все равно, что научить человека перестраивать свое тело по команде коры головного мозга. К тому же, что бы Дом Келен не испортил в реакторном зале, это убьет человека без брони куда быстрее человека в броне.

– Эй, Эйрик, – закричали снизу, – я заместитель начальника личной охраны губернатора. Это недоразумение. Мы не хотели зла. Мы пришли поговорить. А эти сумасшедшие барры начали палить во все стороны. Ты знаешь, каковы барры.

Желудок пронзила мучительная боль, и ван Эрлика вывернуло чем-то мучнистым и серым.

– Эй, Эйрик, ты скоро сдохнешь, – заорал второй штурмовик.

– Если ты поднимешь руки и станешь на край, пока мы будем подниматься вверх, я клянусь, что не трону тебя! – закричали снизу. – Мы сдували пылинки с твоих людей!

Ван Эрлика вырвало снова.

«Эйрик! Эйрик!» – плеснул в уши отчаянный крик харита.

В следующую секунду загрохотало. Внизу, под конусом генератора, вспыхнули две голубые точки и рванули вертикально вверх.

Эта модификация «Шеломов» все-таки умела летать. Просто движители у них были ранцевые, и штурмовики боялись, что вспышка их выдаст.

Эйрик выстрелил, но луч «Харальда» рассыпался о броню, как горстка песка.

Движки потухли, и Эйрик услышал тяжелый грохот сапог о железо. Что-то двинулось из тьмы с чудовищной скоростью; стальные пальцы вырвали бластер из рук, сминая ствол.

Новый грохот: второй штурмовик приземлился в метре за первым. Все чувства Эйрика обострились: он не знал, видит ли он в полной тьме или осязает тепло, – но в мозгу Эйрика с удивительной, превосходящей инфракрасное зрение четкостью, стояла картина: две стальные полутонные глыбы, одна в метре от другой.

В тот же миг плазменная пушка, укрепленная на спине первого штурмовика, раскрыла свой глаз, и две миллиона килоджоулей ударили в его товарища с расстояния в метр.

Штурмовик мгновенно сварился в броне.

Над шлемом первого штурмовика неярко засветилась синяя полоска, позволяя видеть углы и тени.

– Оператор не слышит? – спросил штурмовик.

– Нет, – ответил Эйрик.

– Я – агент Оперативного Штаба. Полковник Трастамара приказал мне помогать твоему спутнику… и тебе, если это не повредит моей легенде.

Майор Службы Порядка Шарин Лийит хотел совершить что-то выдающееся. Майор командовал ополчением, которое всегда несло охрану на постах у въезда на Губернаторскую Гору, а теперь стояло в оцеплении.

С работой в последнее время на Ярмарке было все хуже, любую фирму могли закрыть, любого человека – взять прямо на улице, а про Службу Порядка все чаще рассказывали, что там молочные реки и кисельные берега, и что там работают те самые ребята, которые закрывают фирмы и берут людей прямо на улице.

Или не закрывают и не берут – смотря как договорятся.

Брони у людей майора не было никакой, вместо боевого оружия – излучатели типа «скат», и потому ввязываться в бой, идущий на горе, майора Лийита совсем не тянуло. По правде говоря, его не тянуло бы ввязываться в бой, даже если бы у него были танки и флайеры.

Но вот что-то героическое, чтобы отличиться перед начальством, майору Лийиту устроить хотелось.

Белоснежный_парящий_в_ночном_безмолвии полз по коридору Южной Казармы. Коридор был разрушен взрывом, вместо крыши было небо и маленькое белое солнце, такое чужое и непохожее на красный гигант Барры, и тело барра было совсем чужим.

Крыло было перебито взрывом, один глаз вытек, и по особой сухости опустевшего клюва Белоснежный_парящий чувствовал, что конец его близок. «Барр живет, пока в жвалах есть яд», – говорили старики. В его жвалах яд иссяк. Но барр упорно полз, таща за собой длинный черный тубус.

Подполковник Роса в головном танке облизнул губы в предвкушении.

Экран опять ловил красную точку, и сигнал был слишком силен, чтобы это был кто-то, кроме этих чертовых белых петухов. Во всяком случае, это был не хомяк и не колибри.

Подполковник Роса не открывал огонь, во-первых, потому, что это мог быть все-таки не барр, а глупая тварь, черепаха или зебра, – несколько таких тварей они уже разнесли, и больше всего Росу изумила одна – жуткого вида змеюка, которая уставилась на танк белесыми гляделками и заморгала часто-часто, а наводчик расхохотался и сказал, что приборы ловят гамма-излучение. Подумать только, змеюка своими моргалками собиралась прошибить броню, которая выдерживала термоядерный взрыв в четырехстах метрах!