Алексей Калугин - Время лживой луны

– Ну, да, – уверенно кивнул Безбородко. – После этого предмет вашей мечты материализуется буквально из воздуха, и вы можете свободно им пользоваться. В зоне единого информационного пространства, разумеется. Вам бы хотелось воспользоваться такой возможностью?

– А в чем подвох? – подумав, спросил Макарычев.

Безбородко чуть подался вперед, положил локоть на стол и понизил голос до доверительного полушепота.

– В том, что никто не имеет понятия, как все это работает. Представьте себе ситуацию – информационное поле исчезло.

Макарычев представил. Усмехнулся.

– Здорово. Закордонники останутся с голым задом.

– Вот именно, – кивнул Лев Феоктистович. – Голые, голодные и злые. И что они сделают?

– Ломанутся к нам.

– Точно! – хлопнул ладонью по столу Безбородко. – Потому что Россия осталась единственной страной, не присоединившейся к единому информационному пространству.

– Еще Ватикан, – напомнил Макарычев.

– Официально Ватикан отказался присоединяться к единому информационному пространству, но вокруг него так много информационных башен, что практически вся территория оплота католицизма покрыта информационным полем. Люди, живущие в едином информационном пространстве, чувствуют себя добрыми волшебниками, способными создать все, что угодно, одним мановением руки. И наши, глядя на них, тоже хотят так жить. В самом деле! – Безбородко откинулся на спинку стула и широко развел руки в стороны. – Чем мы хуже?

– Я не понял, – покачал головой сержант. – Вы меня агитируете за информационные башни или против них?

– Я вас не агитирую, дружище, – улыбнулся Безбородко. – Я пытаюсь вас понять.

– А-а… – медленно кивнул сержант.

Безбородко в ответ только подмигнул ему. Но ничего не сказал.

В кабинете командира части воцарилась тишина. Луч света, продравшись сквозь щель в закрывающих окна темно-фиолетовых портьерах, упал на портрет президента. И сержанту Макарычеву показалось, что и президент подмигнул ему. Странно. Что президенту-то от него нужно? Чтобы грядущие выборы не проспал? Не проспит – дневальный разбудит.

– Давайте вернемся к тому, что случилось вчера, – напомнил о своем присутствии Безбородко.

Сержант жестом дал понять, что ничего не имеет против.

– Так, значит, узнав о том, что ликвидаторы задерживаются, вы решили самостоятельно исследовать башню?

– Нет, – едва заметно улыбнулся Макарычев. – Узнав, что ликвидаторы где-то капитально застряли, я решил выяснить, каким образом девочка выбралась из башни. Потому что откуда ей еще было взяться?

– Логично, – согласился Лев Феоктистович.

Сержант Макарычев подошел к башне и осторожно, будто боясь испачкаться, а то и заразу какую подцепить, коснулся ее кончиками пальцев. Поверхность башни оказалась идеально ровной и чуть теплой на ощупь. Ну, то, что теплая, неудивительно – могла на солнце нагреться. Странным казалось то, что абсолютно ровная поверхность выглядела так, будто была собрана из мириад крошечных шариков. Оптический, понимаешь, обман. Причем слово «обман» – ключевое.

Макарычев похлопал по башне ладонью. Щелкнул ногтем. Необычное покрытие будто проглатывало звуки.

– Может, садануть чем, – уже в который раз предложил Стецук.

– Садани, – не стал возражать Макарычев.

– О, я сейчас!

Стецук довольно улыбнулся – ему давно уже хотелось как следует стукнуть по башне – и побежал к машине за инструментами.

К тому времени, когда он вернулся, сержант обошел башню вокруг. Поверхность везде была совершенно однородной. Ну, или, по крайней мере, казалась такой. И как, спрашивается, к эдакому подступиться?

– Не поможет, – покачала головой Тарья, когда Стецук обеими руками взялся за рукоятку тяжелой кувалды.

– А мы поглядим, – ефрейтор закинул кувалду на плечо.

– Зачем Герасим с собой эту дуру возит? – спросил Портной.

Имея в виду, понятное дело, кувалду.

– Так, на всякий случай… Он у нас вообще парень запасливый.

Стецук широко размахнулся и, тяжко охнув, саданул-таки кувалдой по башне.

В том месте, куда пришелся удар, образовалась вмятина. Приличная такая вмятина, размером с кулак и сантиметра два глубиной. Но, прежде чем ефрейтор успел в другой раз поднять кувалду, вмятина затянулась. Как будто и не было ее.

– Вот же зараза!

Стецук еще раз, уже с досадой, ударил кувалдой по башне.

Результат оказался тот же.

– Ну, ладно!

Ефрейтор не собирался так просто сдаваться. Он взялся за топор.

С топором дело пошло веселее. Широкое лезвие легко входило в кажущийся податливым материал, столь же легко выходило, а махать топором все ж не так утомительно, как кувалдой. Да и опыт в этом деле у Стецука какой-никакой, а имелся.

За десять минут ефрейтор прорубил щель, в которую могла войти ладонь. Но, стоило только ему остановиться, чтобы перекурить, как щель на глазах стала затягиваться.

– Ах ты, падаль смердящая!..

Стецук снова ухватился за топорище, явно намереваясь доказать превосходство тупой силы над изощренным разумом.

– Хватит, – махнул рукой Макарычев. – Оставь!

Он едва не силой вырвал топор из рук будто взбеленившегося ефрейтора.

– Нужно действовать иначе, – сказала Тарья.

Девушка стояла, сложив руки на груди, и смотрела на ефрейтора с насмешкой – Стецук забавлял ее.

– Как? – спросил Портной.

– Я знаю! – Стецук дернул с плеча автомат.

– Только попробуй! – пригрозил ему сержант.

– За патроны сам отчитаюсь!

– А я тебе ща сам по лбу дам!

Недовольно что-то ворча себе под нос, ефрейтор повесил автомат на плечо и полез в карман за сигаретами.

Словно примеряясь, сержант похлопал по башне ладонью и, запрокинув голову, посмотрел на распарывающий голубизну неба шпиль.

– Башня состоит из намертво вцепившихся друг в друга нанороботов, – задумчиво произнес он.

– Ну, можно и так сказать, – подумав, согласилась Тарья. – Хотя обычно их называют уинами.

– У людей за кордоном уины живут в организме.

– Вряд ли правомерно говорить «живут», когда речь идет о небиологических объектах.

– Как же тогда говорить? – покосился на виртуальную девушку сержант. – Существуют?

– Скажи просто – «находятся», – предложила Тарья. – Это своего рода симбиоз.

– Находятся, живут – какая разница, – недовольно поморщился Макарычев. – Главное – они имеют сродство с человеческим организмом.

– Несомненно, – согласилась Тарья.

– Девчонка была под завязку набита уинами.

– И что с того? – непонимающе пожал плечами Стецук.

Тарья, похоже, тоже не понимала, к чему клонит Макарычев. Однако в отличие от ефрейтора она не собиралась вот так просто в этом признаваться.

– У башни должна быть система опознания «свой-чужой»… – Макарычев попытался ковырнуть покрытие башни ногтем, но у него ничего не вышло – ноготь просто скользнул по гладкой, как отполированной, поверхности. – Которую мы и должны обмануть.