Алексей Калугин - Время лживой луны

– То есть ты хочешь, чтобы башня сама открыла перед тобой дверь? – уточнил на всякий случай Стецук.

– Точно, – кивнул Макарычев. – Сам посуди. Уины воспринимают человеческое тело как естественную для себя среду обитания. Они умеют создавать копии, практически неотличимые от живых людей. Значит, по идее, любого из нас они могут принять за своего.

– У нас внутри нет уинов, – заметил Стецук.

– Думаю, это не существенно, – возразила Тарья. – Возле башни напряжение информационного поля должно быть достаточно велико для того, чтобы скрыть информационные лакуны, которые мы собой представляем.

– А оно, это поле, – двумя сложенными вместе пальцами ефрейтор Стецук постучал себя по виску, – для мозгов не вредно?

– Для твоих – нет, – усмехнулся сержант.

– Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо длительное наблюдение за большой группой подопытных, регулярно подвергающихся воздействию информационного поля, – более развернуто ответила на вопрос ефрейтора Тарья.

– Спасибо, энциклопедичная ты наша, – недовольно буркнул в ответ Стецук. – Я вот тоже сейчас подвергаюсь…

Ефрейтор вытряхнул из пачки сигарету и зажал ее зубами.

– А ведь верно! – молчавший все это время Портной едва не хлопнул в ладоши, когда понял, что нашел ответ на главный вопрос. Ну, или, во всяком случае, подошел очень близко к решению. – Мозг! Наш мозг! – Сложив два пальца, указательный и средний, боец сначала показал их сержанту, а затем повторил жест ефрейтора – постучал себя по виску. – Вот что отличает нас от нанореплик. У созданных башней кукол функции мозга выполняют заполнившие весь их организм уины! Поскольку они всего лишь полифункциональные нанороботы, информационное поле необходимо им для постоянного обмена информацией с башней. Именно поэтому они погибают, оказавшись вне зоны покрытия информационного поля. Значит, для того чтобы обмануть систему башни «свой-чужой», нужно только отключить мозг!

Стецук ухватил за рукоятку стоявшую у основания башни кувалду и легонько качнул ею из стороны в сторону.

– Тебе прямо сейчас отключить?

Портной обиженно нахмурился.

– Дурак ты, ефрейтор, – Макарычев плюнул под ноги и растер плевок сапогом. – Парень дело говорит.

– Да ну? – с деланым удивлением округлил глаза Стецук. – Мозги, сержант, это тебе не торшер, чтобы по желанию включать и выключать. Чтобы выключить мозги, существует только один способ. Надежный, проверенный веками, – ефрейтор хохотнул и чуть сильнее качнул кувалду.

– Достаточно всего лишь ни о чем не думать, – вставил Портной.

– А я так не умею, – Стецук дернул головой из стороны в сторону. – У меня все время какие-нибудь мысли в голове крутятся.

– А голосов чужих не слышишь? – с серьезным видом поинтересовалась Тарья.

– Нет, – так же серьезно ответил Стецук. – Хотя, честно говоря, я особенно-то и не прислушиваюсь.

– Я могу попробовать, – предложил Портной.

– Что именно? – не понял сержант.

– Могу попытаться убедить башню в том, что я свой… Ну, в смысле, нанокопия.

– И она пустит тебя внутрь?

– Не знаю, – пожал плечами солдат. – Но если нет других вариантов…

Других вариантов не было. Если не считать того, что предложил Стецук – облить башню бензином, поджечь, а потом всем разом помочиться на нее, чтобы от перепада температур покрытие треснуло. Выслушав предложение ефрейтора, Макарычев снисходительно похлопал его по плечу – ничего, мол, всякое бывает, – и они вместе отошли в сторону.

Оставшись один, Портной плотно прижал ладони к поверхности башни, закрыл глаза и прислушался к собственным ощущениям. Шестое чувство не открылось. Интуиция тоже молчала. Грустно вздохнув, Портной с боков прикрыл ладонями глаза от солнца и подался вперед, так, что едва не коснулся носом серебристой поверхности. Напрягая зрение, он пытался хоть что-то рассмотреть в глубине странной зеркальной глади, не отражающей ничего, даже солнечных лучей.

– Молится он там, что ли? – шепотом спросил у Макарычева Стецук.

Сержант молча пожал плечами.

Портной еще раз вздохнул, более протяжно, и сделал шаг назад.

Михаил любил читать умные книжки, хотя и далеко не все в них понимал, поэтому он был уверен, что сама по себе идея с молчащим мозгом совсем неплоха. Вот только никогда прежде ему не приходилось заниматься ничем подобным. Поэтому и рассчитывать он мог только на удачу или счастливый случай. Зачем он вообще за это взялся? Трудно сказать. Порой люди совершают очень странные, абсолютно необдуманные поступки. Особенно когда хотят произвести на кого-то впечатление.

Но, сказавши «А», нужно говорить и «Б». Портной сел на устилающие землю сухие сосновые иголки. Положил автомат справа от себя. Скрестил ноги. Ладонями погладил коленки. Возникшая позади него Тарья положила руки солдату на плечи. Поверх черных погон. И – замерла. Будто жена Лота, уставившаяся туда, куда ей не полагалось смотреть.

– Она тебе никого не напоминает? – тихо спросил у сержанта ефрейтор.

– Тарья?

– Ага.

– Да вроде… нет.

– А я вот все голову ломаю, где я ее мог видеть?

– Так спроси у Портного.

– Не, – качнул головой ефрейтор. – Так будет неправильно. Не по-спортивному. Я должен сам вспомнить.

Макарычев искоса глянул на ефрейтора и усмехнулся.

– Что? – удивился тот.

– Вот потому-то ты и не можешь свой мозг отключить, что он у тебя захламлен черт знает чем.

– Ну и пусть, – дернул плечом Стецук. И с вызовом вскинул маленький, с умилительной детской ямочкой подбородок. – А мне так нравится!

Он достал пачку сигарет и протянул Макарычеву. Сержант сделал отрицательный жест рукой. Стецук закурил, выпустил вверх тонкую струйку дыма и посмотрел на спину Портного, все так же неподвижно сидящего в шаге от башни.

– И сколько мы будем ждать?

– Ты куда-то торопишься?

– Нет. Но идея с бензином все же кажется мне…

Стецук не успел до конца развить оригинальную мысль.

По зеркальной поверхности башни словно легкая рябь пробежала. Как будто воздух над раскаленными углями колыхнулся. И точно напротив того места, где сидел Портной.

Так продолжалось секунд сорок. Затем на стене башни явственно проступила полукруглая вмятина, начинающаяся от земли и поднимающаяся на полтора метра вверх, как будто ефрейтор Стецук долго и упорно колотил здесь по стенке кувалдой.

– Ну, ни фига себе! – удивленно произнес Стецук и, наклонившись назад, оперся на рукоятку кувалды, которую зачем-то прихватил с собой. – Я думал, у Михи ничего не выйдет!

– Головой нужно работать, ефрейтор, – усмехнулся Макарычев. – Головой!

Наблюдая за изменениями, происходящими с внешним покрытием башни, Портной никак не мог отделаться от чувства, что он не имеет к этому никакого отношения. Он всего лишь сидел на земле, добросовестно буравил взглядом серебристую поверхность и старался ни о чем не думать. Еще он пытался мысленно окружать себя бледно-голубой с зеленоватыми разводами сферой умиротворенности и покоя – так советовал автор брошюры по аутотренингу, которую Михаил недавно читал. Получалось у него это или нет, сам Портной не понимал. Вернее, ему казалось, что получается. Но это было глубоко субъективное мнение, зиждящееся на подспудном стремлении самоутвердиться. Об этом он смутно догадывался. Тарья молчала. Хотя Портной ощущал ее присутствие за спиной. Должно быть, она не хотела ему мешать. Да и что она, собственно, могла сказать?