Алексей Калугин - Пустые земли

– Не озоруй тут, – Блайнд перекинул посох из одной руки в другую. – Еда знаешь где. Чужих в дом не пускай…

– А кто тут свой?

– …и к аквариуму лучше близко не подходи.

– А что там у тебя?

– Я не знаю, как оно называется.

– Суть-то не в названии.

– Когда как. – Давая понять, что разговор окончен, Блайнд тихонько стукнул концом посоха в пол. – Все. Я пошел.

– Счастливого пути.

Блайнд ничего больше не сказал, но дверью хлопнул весьма выразительно.

Оставшись один, Джагер доковылял до кухни, заварил чаю и сделал два бутерброда с колбасой и плавленым сыром. Посмотрев грустно на то, что получилось, он густо намазал колбасу горчицей, после чего сложил бутерброды вместе. Вышел один хороший сэндвич.

Позавтракав, Джагер задумался над тем, чем заняться в отсутствие хозяина.

Готовить он не умел и не любил. Даже простую яичницу пожарить для него было проблемой. Поэтому он решил, что до возвращения Блайнда сможет продержаться на запасах консервов, колбасы и китайской лапши быстрого приготовления.

Джагер полистал блокнот с электронными книгами, что дал ему Блайнд. Начал было читать роман некого ИМХО Тепа; именно так – имя прописными буквами. В предисловии к книге говорилось, что роман, впервые опубликованный в сети, был замечен и очень тепло принят интеллигентной российской критикой, после чего с ходу получил ряд престижных литературных премий, начиная с премии «Старт», вручаемой начинающим авторам, и заканчивая «Большим Московским Бумером», учрежденной лично столичным Градоначальником, известным меценатом и почитателем монументального искусства в любых его проявлениях. Назывался роман многообещающе и загадочно – «Прецедент Пипецкого, или Что делать с человеком, который не знает, что он умер». Но очень скоро «завораживающий синтепоповый роман» – так его почему-то называл автор предисловия, – начал провоцировать у читателя состояние, близкое к острому пищевому отравлению. Роман был ни о чем, события его разворачивались неизвестно где, непонятно в какие времена, герои же, все до единого, были существами среднего рода – как и сам загадочный и непостижимый ИМХО Теп.

Убив таким образом время до обеда, Джагер, замороченный и опустошенный, вынырнул из потока литературного мейнстрима, отплевался как следует, засунул элнот с книгами под подушку и поковылял на кухню. Не мудрствуя лукаво, разогрел на электрической плитке банку тушенки и отрезал от буханки ржаного хлеба ломоть в три пальца толщиной. Чем не обед?

После обеда Джагер собрался немного подремать – делать-то все равно было нечего, – но сон, как назло, не шел. Странно даже, обычно он мог заснуть в любой момент, как только представлялась возможность. А вот сейчас – никак. Хотя и топчан удобный, и подушка мягкая, и ощущение полнейшей безопасности, как очень вкусный крем в серединке пирожного.

Не зная, чем заняться, Джагер, опираясь на костыль, прошелся по комнате. Вышел в прихожую. Выглянул на крыльцо. Зябко. Вернулся в комнату. Проверил запасы еды в холодильнике и в тумбочке, где хранились крупы, консервы и макароны. Заглянул в комнату-лабораторию. Посмотрел на здоровенный аквариум с мутной водой и не стал заходить.

День тянулся мучительно долго. Быть может, виной тому была серая хмарь и нескончаемый унылый дождь за окном. А может быть, Джагеру не хватало ставшего привычным недовольного ворчания Блайнда и его долгих, обстоятельных расспросов о том, как он полз через Пустые земли, питаясь водяными крысами, ночуя с живыми мертвяками и подслушивая философские беседы бюреров.

А ночью ему снова явилась Мама-Зона.

Ложась спать, Джагер ставил бутылку воды рядом с топчаном на случай, если ночью захочется пить. Он был уверен, что и этим вечером не забыл про бутылку. Должно быть, ночью отключился установленный на кухне кондиционер. Джагер проснулся в страшной духоте, сдавившей горло. Тело и простыни были влажными от пота, голова разламывалась от боли. В темноте Джагер попытался нашарить бутылку, которая должна была стоять рядом с топчаном. Но ее там не оказалось. Чертыхнувшись, Джагер сел на краю топчана, двумя руками перенес на пол все еще болевшую порой сломанную ногу. Оставалось только опереться одной рукой о табурет, а другой о костыль и медленно подняться.

И в этот момент Джагер увидел темный силуэт на фоне окна – кто-то, сгорбившись, сидел на табурете.

Сталкер замер. Определенно, это был не Блайнд – слепец никогда не скидывал с головы капюшона. Во всяком случае, в присутствии Джагера. Тогда кто? Кто еще мог проникнуть в дом слепого сталкера, не потревожив изощренную систему сигнализации?.. Почувствовав першение в горле, Джагер осторожно, очень осторожно сделал глотательное движение. По пересохшей гортани будто ржавым наждаком провели. Ощущение было таким же, как и в Пустых землях, когда он умирал от жажды. Сидевший на стуле медленно, будто со скрипом, начал распрямляться и разворачиваться в сторону Джагера.

Черное на черном!

Как он вообще мог это видеть!

Джагер почувствовал ни с чем не сравнимый ужас, исходящий из древних, вырытых сотнями поколений первобытных предков глубин подсознания. Иррациональный, непонятный и необъяснимый страх того, что еще не случилось и, быть может, никогда не произойдет. Страх непонятого, непознанного и необъяснимого. Страх, врастающий корнями в мысль о том, что ты столкнулся с чем-то настолько безобразно древним и диким, что у него даже нет наименования. Джагер почувствовал, как холодная скользкая змея шевельнулась у него внутри, обернулась кольцом вокруг сердца, а затем сползла в самый низ живота. Как в больном, заторможенном сне, Джагер не мог сдвинуться с места. А был ли у него вообще хоть единый шанс спастись от того ужаса, что медленно и неумолимо надвигался на него, приближался, чтобы навалиться свинцовой тяжестью, раздавить, размазать по полу, выдавить внутренности, расколоть череп и выпить мозг?..

Джагер не услышал, а скорее почувствовал кожей тихий, шуршащий, как пожелтевшие, ломающиеся под пальцами страницы старых газет, голос:

– Что, сталкер, страшно?

Джагер еще раз попытался сглотнуть. И вновь едва не вскрикнул от боли в горле.

– На!

Он увидел перед собой костлявую, иссохшую кисть, высовывавшуюся из широкого рукава и протягивавшую ему бутылку с водой. Схватив бутылку, Джагер сделал несколько торопливых глотков. Вода застревала в горле, выплескивалась на грудь.

– Не торопись, сталкер… Не торопись…

Джагер плеснул воды в ладонь и провел ею по пылающему, будто в жарке, лицу. Ожоги на лице зажили и почти все корки отвалились, но Джагер не хотел больше видеть своего лица. Сейчас же, проведя влажной рукой по лицу, он явственно почувствовал неровности стянутой рубцами кожи. И глубокий шрам почти через весь лоб.