Роман Глушков - Меч в рукаве

Место для проведения встречи тоже было выбрано смотрителями: маленький уединенный отель с подходящим названием – «Приют Робинзона Крузо». Отель располагался на одном из самых неприметных коралловых атоллов к югу от Мале и, соответственно, еще ближе к экватору. С прибытием туда первых смотрителей четверо остановившихся в «Приюте…» туристов вдруг ощутили острое желание перебраться на другие острова, причем желание острое настолько, что буквально за час собрали чемоданы и на том же катере отбыли восвояси.

Однако директор отеля, его администратор и горничная в одном лице, отошедший на покой «дикий гусь» [3]Йорген Скалхальд, ничуть не огорчился, ибо вослед прибывшей компании на остров начали стекаться новые клиенты. Все сходящие на берег представлялись как собравшиеся на корпоративный семинар менеджеры и биржевые брокеры. Некоторые прибывали не одни, а с помощниками, так что свободные комнаты в отеле закончились в мгновение ока и Йоргену пришлось расконсервировать резервное крыло здания, не сдаваемое им с незапамятных времен. Нервировало Йоргена лишь то, что никто заблаговременно не поставил его в известность. Но он уже предчувствовал, что этот сезон станет для него лучшим сезоном десятилетия, и потому, разумеется, вслух никакого недовольства не высказал.

Подсчитывающий барыши Йорген Скалхальд не знал, что с момента сбора «участников семинара» его скромный атолл с «Приютом…» был взят в настоящую блокаду. На всех соседних обитаемых и необитаемых островах расположились незримые дозоры Исполнителей. Они регулярно нанимали катера и курсировали на них от острова к острову под видом праздно катающихся туристов. Где-то среди них находился и Роберто.

Сопровождаемый Мефодием Гавриил прибыл на место сбора одним из последних, незадолго до появления там самого Джейкоба. Комнат, естественно, не осталось, но им они уже не требовались – спать и отдыхать здесь никто и не думал. И все-таки, дабы не вгонять в подозрительность на редкость гостеприимного Йоргена, Гавриил и Мефодий были вынуждены побросать пожитки под наспех натянутой брезентовой армейской палаткой, когда-то запасливо прихваченной Йоргеном из Камбоджи.

Особенная работенка, что приберег для Мефодия Джейкоб, была именно такой, для которой обычно и берут новобранцев на важные мероприятия. Совет смотрителей ждал «гостя», хоть и представителя враждующей стороны, но прибывающего с дипломатическим визитом, а потому требующего к себе некоторого уважения.

Инструментом проявления того самого уважения Мефодий как раз и являлся. В его непосредственные обязанности входило присматривать за Афродитой и выполнять различные ее мелкие пожелания. Что значит «мелкие», Гавриил не уточнил, и Мефодий опасался, как бы в категорию «мелкие» не попало что-нибудь из категории «специфические» – парламентер являлся небожителем-женщиной, и, судя по слухам, женщиной весьма привлекательной и раскрепощенной со всеми вытекающими отсюда нюансами ее вероятного поведения в материальной оболочке.

Естественно, нахождение в постоянном контакте с Афродитой имело под собой и скрытую подоплеку – Гавриил довел до сведения новобранца, что все зафиксированные его глазами моменты общения с небожительницей тщательным образом будут отсканированы из его памяти и детально исследованы. Мефодию, конечно же, роль пажа-соглядатая нравилась мало, однако чего еще следовало ожидать после лишь месяца полноценного исполнительства?

В день «икс» – то бишь начала не имеющих аналога переговоров – Йорген Скалхальд внезапно ощутил сильное недомогание, по всем признакам напоминающее тропическую лихорадку. С лихорадкой он не сталкивался уже много лет и потому несказанно удивился этой неожиданной неприятности. Но еще больше удивило его то, что абсолютно исправный градусник упорно выдавал тридцать шесть и семь, тогда как сам Йорген буквально с ног валился от высокой температуры и колотившего его озноба. Пришлось срочно переключаться на постельный режим и употреблять микстуры, не дающие, правда, никакого эффекта. Отель очутился без надзора, но выход из положения нашелся сам собой – пожилой и, по всей видимости, самый уважаемый из всех гостей постоялец (так, по крайней мере, Йоргену казалось) взялся присмотреть за хозяйством в обмен на бесплатное проживание. Выбора у Йоргена не было, потому пришлось ударить по рукам.

Так что, валяясь в горячке и кутаясь в одеяло, Йорген пропустил весьма впечатляющее не только для землекопа, но даже для смотрителя зрелище – выход на берег из пены морского прибоя посланницы Юпитера, неотразимо прекрасной Афродиты.

Афродита не стала разрушать давным-давно устоявшийся стереотип о своем мифическом прообразе и вышла к смотрителям именно так, как ей и полагалось, – полностью обнаженной (под водой разжиться одеждой было попросту негде). Походка ее была величественна и ничуть не стеснительна. Капельки воды искрились на идеальной, без единого родимого пятнышка, коже, а мокрые волосы она эффектно откинула назад, отчего ее высокая, рвущаяся вперед и вверх грудь колыхнулась в более чем соблазнительном движении.

Смотритель тоже человек, а присутствующие здесь были как на подбор еще и мужского пола. Будучи в высшей степени джентльменами, все они вежливо отвели взгляды, лишь Джейкоб перед тем, как сделать то же самое, произнес:

– Прошу меня извинить, но раз вы согласились принять наши условия, то не могли бы выполнить и еще одно: у нас не принято, чтобы леди присутствовала в мужском обществе обнаженной. Нет, конечно, исключения бывают, но не в нашем с вами случае. Вам придется накинуть на себя что-нибудь…

Это «что-нибудь» являлось загодя припасенной легкой туникой. Ее и преподнес небожительнице Мефодий, старавшийся при этом сохранять гордый, а отнюдь не пажеский вид. Афродита благодарно кивнула и прямо здесь же облачилась в любезно предоставленное одеяние.

Приблизившись к обнаженной Афродите, Мефодий ощутил, какая от той исходит сокрушительная энергия женской привлекательности. Неизвестно, как у смотрителей – те все-таки были парни более выдержанные, – но у Мефодия по телу прошла горячая волна разбуженного основного инстинкта, завершившись там, где и положено. Мефодий впал в тихую панику, опасаясь, как бы зашкаливший индикатор не привлек чье-либо внимание, ибо никакие фильтры подавления эмоций не справлялись с обрушившейся на них интенсивной нагрузкой. Впрочем, волновался он зря – сейчас никому до него не было абсолютно никакого дела.

И все равно, хоть тело Афродиты и было предельно соблазнительным, а сама она всеми своими манерами лишь подчеркивала это, веяло от нее не живым человеческим теплом, а каким-то лютым вселенским холодом. И если с выражением глаз у Афродиты был полный порядок (по сравнению с мертвым взором Титана они просто светились жизнью), то струившийся от нее мороз несколько портил общее впечатление.