Иван Булавин - Студент

Дар мой пока не получил нужного развития, тем более, что монстр атаковал сразу по нескольким направлениям, плечо моё сохранилось, пропустив когтистую лапу, а вот голова пострадала. Лучше бы наоборот. Надо же было так затупить. Облившись кровью, я покатился назад, выронив даже пистолет. В этот момент раздались два выстрела. Лотерейщик, на свою беду, зашёл в освещённый круг, а старушка, оказавшаяся вполне бодрой, схватила моё ружьё, успела взвести курки и дважды выстрелила ему в голову. Попала она только однажды, но и этого твари хватило, чтобы умереть второй раз.

Поняв, что опасность миновала, женщины подошли и подняли меня. Досталось мне от души, шок на какое-то время спасал от сильной боли, но теперь он постепенно проходил, боль разгоралась, словно огонь в топке паровоза, а кровь с рассечённой головы лилась рекой.

Скоро мне оказали помощь. Полили живцом, дали выпить внутрь, промокнули остановившуюся уже кровь, а потом стали выяснять последствия.

Последствия были печальные. Секундная промашка стоила мне огромного шрама, от кромки волос, через весь лоб, левую щеку и до подбородка. Но это можно было пережить, если бы остался левый глаз. А его не было. Я ничего им не видел, видимый мир уменьшился вдвое.

— Что с глазом? — спросил я на всякий случай, заранее зная ответ.

— Вытек подчистую, — констатировала Мария Степановна. — Нет больше глаза, а личико твоё, думаю, зашивать нужно, кровь быстро остановилась, но выглядит жутко.

— Всё пройдёт, — я попробовал поморщиться, что вызвало новый приступ боли.

— У меня нитки есть, — сказала добрая старушка. — Давай хоть прихвачу немного, всё быстрее заживёт.

Пришлось ей разрешить, но сначала я потянулся к рюкзаку, вынув оттуда пузырёк с самым лучшим спеком. Набрав в шприц один кубик, я воткнул его себе в бедро, прямо через штаны. Уколов я всегда боялся, но когда у тебя лицо разорвано, боль от иглы на этом фоне как-то теряется. А старушка в свете фонаря уже приготовила иглу. Приход был уже через минуту. Всё вокруг поплыло, тело наполнили волны расслабляющей неги, немного хотелось спать, или, хотя бы, закрыть единственный глаз, лечь и помечтать. Мечты были неопределёнными, но очень приятными, я видел себя на палубе океанского корабля, почему-то парусного, вокруг были друзья-пираты, а с ними красотки в пышных платьях с декольте, потом я вдруг оказался на трибуне Мавзолея, выступающим перед огромной толпой, толпа рукоплескала и радовалась. Чуть позже пошло откровенное порно с Марикой и Стешей, которые ласкали меня и друг друга, видения вдруг возникли все сразу, закружились, как в калейдоскопе, а потом рассыпались тысячами золотых звёзд, звёзды собрались в созвездия, который я хорошо помнил. И тут кое-кому потребовалось всё обломать:

— Студент? Слышишь? Готово уже, — Мария Степановна стояла надо мной, держа фонарик зубами, а руками сматывая нитки. — Сейчас зеркало достану, посмотришь.

В зеркале я ничего хорошего увидеть не ожидал, но зашито было, и правда, хорошо. Вместо уродливого рваного шрама, теперь имелся аккуратный шов, ото лба до левой брови, потом открытая рана на месте глаза, а потом шов спускался до подбородка. Никакой боли в процессе зашивания я не почувствовал, отличный препарат. Интересно, а лотерейщик был один? Я собирался ночью дежурить, но теперь из меня часовой так себе. Пришлось назначить Рику. Ружьё я перезарядил и отдал ей, а сам свернулся калачиком и провалился в сладкие сны, навеянные наркотиком.

Проснулся я от холода, а может, не проснулся, а просто ощутил этот холод, поскольку действие наркотика закончилось. А ещё я был голым до пояса, потому что мои спутницы где-то нашли воду и постирали от крови мою одежду.

Сейчас баба Маша и Рика суетились вокруг мёртвого лотерейщика, пытаясь кухонным ножом вскрыть ему споровый мешок. Получилось не сразу, но получилось. На свет божий появились целых три спорана и одна горошина. Неплохой улов, горошину я посоветовал приберечь, выпить потом в спокойной обстановке. А спораны просто отложить.

Мы не стали завтракать. Идти оставалось совсем немного, после обеда будем на месте. Наркотик меня отпустил, зато вернулась боль и чувство обиды, что так глупо подставился. Не успел переключить дар. Но ничего, всё заживёт, а глаз вырастет новый, тем более, я и одним глазом вижу больше, чем видел двумя совсем недавно. Нужно уметь довольствоваться тем, что есть, кроме того, левый ведь глаз, правый на месте, стрелять прицельно я смогу.

Когда мы издали увидели полуразрушенную стену города, я немного успокоился. Можно избавиться от обузы, хотя не стоит их так называть. Просто тяжело было отвечать за кого-либо, кроме себя. Я нежно попрощался с Марией Степановной, она пошла в сторону ворот, а Рика решила на секунду задержаться.

— Может, возьмёшь меня с собой? — спросила она, едва не плача. — Не хочу в город, хочу с тобой. Я стрелять научусь, и даже… буду спать с тобой… если хочешь.

Я вздохнул, может, и лучше иметь спутницу, она всегда поможет и веселее с ней?

— Давай так, — предложил я после недолгого раздумья. — Сейчас у меня есть дело, точнее, два дела, одно из них ты знаешь, а второе сделаю попутно. Наличие тебя будет только мешать в обоих случаях. Когда сделаю всё, вернусь и заберу тебя. По срокам ничего сказать не могу, когда управлюсь, тогда и приду.

Она собралась с силами, чтобы не зарыдать, потом выдохнула и сказала твёрдо:

— Сфотографируй мне их отрезанные головы. Покажешь, я тогда успокоюсь.

— Хорошо, — кивнул я, а потом отвернулся и зашагал обратно.

Давать такое обещание было неправильно. Дело не в том, что я не хотел его выполнять, выполню, либо погибну. Но есть обстоятельства, которые от меня не зависят. Преступники могли уйти в какие-нибудь совсем недосягаемые дали, или погибнуть, или просто пропасть бесследно. Всё могло быть.

Я хранил в памяти их словесные портреты, надиктованные девочкой. Она, как это ни печально, помнила всё, даже рассказала мне большую часть, уточнив, кто именно делал это и как. Взрослая девочка прекрасно понимала, что такое изнасилование, она почти не сопротивлялась, только просила у них пощады, чтобы хоть не убивали, а они хохотали, как припадочные. Потом, удовлетворив свою похоть, стали глумиться, бить по голове и рёбрам, засовывать пальцы, разрывая плоть, тогда она первый раз потеряла сознание, потом очнулась от нового приступа боли, когда один из них совал палку, проворачивая её внутри. Она хотела отключиться, но боль от разорванных внутренностей жгла изнутри. Потом кто-то из них, она уже не помнила, кто именно, всё виделось сквозь кровавую пелену, вынул пистолет и хотел её застрелить, но старший их не дал, сказал, что патроны не казённые, а она сама сдохнет. Он был совсем недалёк от истины, она бы обязательно сдохла, но Улей решил по-другому. Он решил, что она будет жить, послав ей молодого рейдера.