Анатолий Ключников - Клёст - птица горная

Рыбак ухитрился вообще ударить мимо, но при этом бежал так быстро, что не смог вовремя остановиться и с размаха врезался в пыльный мешок. Потом стоял, чихал под ржание всего учебного полигона, а я мысленно выл, — в глубине души.

Почему-то вначале мой десяток часто повторял одну и ту же ошибку: щит на левой руке оттягивал её вниз, а боец, пока добегал до чучела-мишени, невольно постепенно опускал острие копья под тяжестью щита. Оно на ходу втыкалось в землю, а потом случалось разное: обычно человек останавливался, роняя оружие, но бывало, что кто-тозапинался о своё же древко и ничком падал на свой щит, да так, что шлем откатывался. Как только никто себе руку не сломал — уму не постижимо.

Удивил Бондарь, сумевший удержать могучими руками вонзившееся копьё и сходу вырвать его в утоптанную почву остриё, да так, что вперёд и в стороны брызнули мелкие земляные комья, врезав по шее и затылку Кашевару и Бому, атаковавшим справа и слева от него. Бом уронил оружие и начал чертыхаться, мотая очумевшей башкой и принимаясь сбрасывать доспех, чтобы вытряхнуть крошки, попавшие за ворот. А Кашевар от неожиданностиспоткнулся и с разбега шмякнулся на живот в полный рост, раскинув руки ласточкой, да так, что земля под нашими ногами явственно дрогнула; его копьё отлетело ещё дальше в сторону — Шестёрка получил удар по левой щеке древком, невольно повернулся в его сторону, и ему дополнительно прилетело в глаз пригоршней запоздалой земельной крошки. В итоге пацан тоже грохнулся наземь, запутавшись сразу в двух копьях и порвав ремень щита. В небеса взметнулась мутная пыль, поднятая упавшими телами, вперемешку с руганью, составленной из удивительной смеси поварского, народного и воровского жаргона. Что-то на тему пожеланий заниматься грязным совокуплением с тухлыми креветками, стать жертвой похоти племенного быка, а пожелания Шестёрки я и вовсе озвучить не решаюсь… самыми дружелюбными из них оказались те, что предлагали ему до самой смерти заниматься любовью только с бочками, — через дырку для краника.

— Ну, давайте, сволочи, убейте мне ещё и кашевара в мирное время! — воскликнул я с отчаянием, ибо на лютую злобу душевных сил в тот день никаких не оставалось.

Чтобы хоть как-то спустить пар, я швырнул метательный нож — он вонзился в верхнюю перекладину, на которую подвешивали чучела. Те, кто не ржал, не ругался, — те уважительно зацокали. Т. е., только один Штырь на весь полигон.

«А что, давай завтра начнём обучение на мечах! И сразу — на боевых. Пусть они порубят друг друга в капусту, и нет проблем!»- сладострастно зашептал мне на ухо Нечистый, да так настойчиво, что я головой помотал, отгоняя бесовское наваждение. Если мне изначально не удалось изобразить нехватку адекватности, то, похоже, очень скоро она у меня сама разовьётся…

— Ты!.. Бондарь, мать твою! Быстро бери бревно на шею и нарисуй мне круг вокруг полигона.

— Так оно само…

— Два круга! Иначе, богом клянусь, я сам лично найду для тебя подходящего быка!!! — нет! Я куплю тебе самую большую бочку, какую только смогу найти, выдерну кран и потом…

Бондарь, бросив щит и копьё, шустро засеменил прочь с бревном на плечах — только пятки засверкали. Шестёрка засвистел ему вслед.

— Ты! — я ткнул пальцем в его сторону. — А тебе один круг. За потерю щита.

Шестёрка оказался сообразительней. Быстро учится, — этого у него не отнять.

Немного поразмыслив, я решил на тренировки по чучелам ставить бойцов в том же порядке, как и в строй: пусть справа-слева от Бондаря атакуют Столяр и Рыбак. Если Бондарь опять учудит, то получат новобранцы — пускай сами между собой разбираются.

В течение месяца мой отряд стал похож на боевой десяток. К нам пришёл ещё один чудак, прозванный Пескарём, а Штырь снял с руки повязку с лубком. Пальцы слушались его пока плохо, но для «стены щитов» он вполне годился. Я договорился с Грачом, и тот стал водить свой десяток на сшибку щитами с моим.

Первое столкновение прошло, как и ожидалось, с полным позором для моей команды: наша «стенка» проломилась, а Бим и Рыбак даже свалились с ног. Бим полез в кулачную драку, Бом его поддержал по старой привычке, а нам с Грачом с большим трудом удалось спасти их от тяжёлого избиения.

— А чё он, блин, главойщита под челюсть бьёт?! — психовал Бим и вырвался из рук. — Так нечестно! У меня чё, зубы лишние, што ле?

Главой щита называется его верхняя часть. Еслина ней есть железная окантовка, то удар в челюсть станет неприятной штукой для врага. Честно сказать, зубов у Бима, конечно, не хватало, и не солдатская служба тому виной. Я не стал говорить ему, что у тех, у кого нехватка мозгов, зубов обычно тоже маловато: не тот момент для учёбы.

— Грач, приструни своих головорезов! — заорал я. — Избивать детей — это не та слава! Если кому-то хочется покалечить кого-то, — пусть идёт драться сразу ко мне! Ну, давайте, подходите! Что, струсили, что ли?!

Называть матёрых наёмников трусами считается вредным для здоровья. Тот, кто ударил Бима и потом вступил в потасовку, ещё не до конца растратил боевой пыл и жаждал излить остатки азарта. Поэтому смело шагнул вперёд:

— У нас нет трусов!!!

Дядька оказался почти равным Бондарю по кряжистости и лет на десяток меня помоложе. Он поднял кулаки и попёр на меня тараном, но я догадался, что сейчас он попытается сходу провести удар ногой мне в пах. Мне оставалось только уклониться, отставить правую ногу назад и цапнуть левой ладонью его голень чуть выше пятки. Затем я рывком постарался задрать захваченную ногу ещё выше, уперев ладонь правой руки в её ступню, а сам при этом развернулся обратно лицом к лицу с противником. Прыгая на левой ноге, тот мог только балансировать руками, а не прикрываться ими. Последний приём: я левой рукой отбрасываю его ногу вправо от себя, при этом сближаясь на полшага, а завершаю всё прямым ударом в незащищённый подбородок, — снизу вверх.

Дядька рухнул на спину, раскинув руки. Кое-как встал, отдышался и снова попёр вперёд. Только сейчас он уже не мог полностью сосредоточиться: его покачивало, а все его движения легко предугадывались. Ему явно хотелось обхватить меня и опрокинуть наземь, а там уже отмолотить кулаками: для стоячего боя он не чувствовал в себе достаточной уверенности. Я поднырнул под захват и потом нанёс два удара сзади: ступнёй по голени, чтобы противник рухнул на колено, а потом кулаком по затылку, защищённому шлемом.

Наёмник рухнул ничком и уже не чирикал.

Воины из десятка Грача, конечно же, с первого мгновенья переживали за своего товарища, улюлюкали и подначивали его на атаки. Сам Грач оставался невозмутимым, совершенно уверенный за исход поединка, и поэтому по его окончании просто поднял руку, призывая всех признать очевидный факт.