Анатолий Ключников - Клёст - птица горная

Все три командира сидели за столом, а ещё два адъютанта стояли навытяжку. Один из адъютантов оказался новенький, а второго я видел на вышке во время боя. Они оба опустили очи долу, словно боялись на меня посмотреть. Я, конечно, великий герой, но зачем уж так меня бояться?

Я вытянулся и представился.

— Клёст, Клёст, — задумчиво побарабанил пальцами по столу командующий. — Определённо, знакомое имя…

Во как! «Определённо знакомое». У меня, вообще-то, уже на марше была пара заслуг. Хм, что-то не похоже, что мне орден подготовили… Старик, кстати, мне хотя бы премию разок выписал. Ладно, согласен и на деньги. Сколько, интересно, мне отвалят?

А сотник и тысячник — каковы, а? Командующий не может меня вспомнить, но они бы могли и подсказать: так, мол, и так — это наш прославленный герой…

— Клёст, тебя обвиняют в тяжёлом преступлении: использованию не по назначению взрывчатых веществ. А это — полевой суд. Что скажешь в своё оправдание?

У меня глаза на лоб полезли:

— Это когда же я использовал их не по назначению?! Только против врагов!

— Ты не придуривайся! — подал голос тысячник. — Ты приказал заряды большой мощности использовать против конницы. Было такое?

— И самоуправство, — добавил командующий. — Ты приказывал от имени штаба, а за это казнь полагается.

— Вы знаете, что Старика убили, — ответил я. — А нас атаковала конница. Требовалось быстро принять решение, чтобы спасти легион. Вы все знаете, какая сложилась ситуация. Если бы химики ледогорскую кавалерию не шарахнули «стеноломами», то что бы она сделала с двумя нашими тысячами, которые никак не могли поставить строй во весь фронт?

Командиры переглянулись. Они всё знали. И знали, что у них не хватило бы смекалки дать команду заложить в метательные механизмы боевую химию. Камни — да, а «стеноломы» — они же для крепостей. Скорее всего, даже про шрапнель бы не подумали. И это они тоже понимали. И, похоже, грызла их досада на самих себя, а тут я — иностранец без блата, без «крыши»…

— Самоуправство — это преступление, — упрямо повторил командующий.

— Не командовать людьми во время боя — это тоже преступление, — возразил я. — Однако, лейтенант был ранен, Старика вообще убили. У них есть уважительные причины, а у меня — нет?

— И какая у тебя причина? — грозно спросил тысячник.

— Какие были мои прямые обязанности во время боя?

— Охранять химиков, — подал голос сотник. — А не лезть туда, куда не просят.

— Вот: охранять химиков! — подтвердил я кивком. — Чтобы они остались живы и, ещё лучше, здоровы. В боевой обстановке командир имеет право для исполнения своих обязанностей использовать ЛЮБЫЕ средства, которые сочтёт нужным. Вот я и решил защитить химиков их же оружием. Это было моё личное решение, я взял на себя всю ответственность. Химики живы? — живы. Правда, у одного есть ранение шрапнелью, но врач сказал, что жить будет. В моём десятке потерь нет. Вражеская конница являлась прямой угрозой для жизни моих подопечных — я устранял эту угрозу теми средствами, что были доступны. Указаний не использовать «стеноломы» до начала боя не поступало. Я законы знаю.

— Откуда ты взялся умный такой? — командующий почесал свою бороду. — Ни одного «стенолома» не осталось, мне голову за них оторвут, а виноватых — нет. В каких войсках ты служил в своей стране?

— В обозных, — совершенно честно ответил я чистейшую правду, не отводя глаз.

Адъютант «из бывших» странно посмотрел на меня, потом на командующего, и снова уткнулся взглядом в стол.

Ага, высокий суд дал слабину.

— Что ж, раз ты у нас такой умный, то постараемся найти достойное применение твоим талантам, — сивобородый командующий хлопнул ладонью по столешнице, очень напоминая строгого судью, бьющего молоточком в конце заседания. — Свободен.

— А премия? — не удержался я. — За спасение химиков?

— Во-о-о-о-н! Бога душу мать!!! — он аж подскочил, будто ужаленный, оттолкнувшись ладонями от стола.

— Слушаюсь!

Дружеские контакты налажены, пора и честь знать. Для начала нужно осмотреться, какие козыри есть на моих руках.

Итак, Кашевар. Без него воевать было бы и вовсе уныло. Но не боец, не боец, и никогда им не станет. Как ему хватило смелости порезать своего хозяина — уму непостижимо. Ах, да, за испорченный салат. Мудрость в том, чтобы никогда не критиковать его стряпню, а иначе это чревато. Бим и Бом иногда подкалывают его за страсть к изыскам, но он смачно отвешивает им подзатыльники, ни капли не боясь ответки от их дурной силушки. Во время ракетного обстрела молился громче всех, но штаны оставил сухими.

Бим и Бом. Если день прожит без ржачного смеха, то они считают его потерянным. Но, несомненно, в чём-то изменились. Взгляды у них стали другими, походки, движения… какими-то опасными, что ли. Теперь задираться с ними никому не советую. Надёжные бойцы, при схватке грудь в грудь не побегут.

Штырь и Жнец. Когда имеешь дело с уголовниками, главное — это понять, что им всегда нужен авторитет. Пахан. Тогда они будут прижиматься к нему, и даже раненый Жнец, видя, что ситуация боя стала чудовищной, бросил госпиталь и побежал под моё крыло. Им приходилось убивать, но отличаются они в том, что Штырь не боится поножовщины лицом к лицу, а Жнец имеет опыт подлых убийств.

Столяр. Старается держаться ближе к Кашевару, поскольку только с ним может найти общий язык. Когда были живы Рыбак и Бондарь, — общался с ними, такими же «лопухами» по натуре. При горном переходе очень помогал в ремонте телег; руки у него золотые. Исполнителен, послушен.

Шмель. Разжалованный сотник, хороший солдат. Понимает, что ссориться со мной нет смысла: падать ниже ему просто некуда. Пожалуй, для командования десятком он подходит лучше меня, поскольку в этой войне от меня не требуется заниматься… хм, «бандитизмом», а для «обычных дел» лучше всего подходит обычный командир.

Двое трусов, переданных мне на перевоспитание. Во время ракетного обстрела не обмочились, не побежали. Возможно, я дам им клички…

Мечника Коня, которого я получил одновременно со Шмелём, я после боя отдал в десяток Грача, понесший потери. Кстати, у меня есть некоторое подозрение, что Грач — неслыханное дело! — в богов не верит. Как он вообще воюет и до сих пор с ума не сошёл — загадка… впрочем, говорят, что, если человек — неверующий, то ему помогает сам Нечистый. А на войне любая помощь не лишняя.

Мы заняли и обжили новую позицию, вырыли новый окоп для укрытия от шрапнели. Если сначала нас никто не понимал, то после первого боя подобные укрытия появились у всех десятков, без исключения. А фланговые траншеи Сивобородый копать не приказывал: просто огородились наклонными кольями — и всё. Похоже, зрелище месива раздавленных тел очень сильно на него подействовало…