Анатолий Ключников - Клёст - птица горная

То ли пример Философа на меня заразительно подействовал, то ли сам Нечистый подзуживал, но я вынул из рюкзака одну из бомб и бросился бегом на этот покосившийся домишко, — сразу же после того, как засевший там арбалетчик сделал очередной выстрел.

Итак, вырываем проволочку-чеку, бьём ладонью по стержню… ага, слышу хруст стекла. Кидаем бомбу в оконце, заворачиваем руку со щитом за спину — и бегом назад, без оглядки!

Сзади ухнуло. Когда я укрылся за «черепахой» и посмотрел на хибару, то с изумлением увидел, что никакой лачуги, собственно, и нет. Мне после боя рассказали, что сначала подпрыгнула вверх крыша, а затемизо всех щелей рванули пороховые дымы, — да так, что все стены мигом распались на отдельные доски, разлетевшиеся во все стороны, что те ласточки. Вот ни фига себе убрал я ОДНОГО стрелка… теперь мне точно башку оторвут!

Между тем в ворота заехал ещё один «химический» фургон, а потом — ещё и ещё. Ледогорцы попытались выбить прорвавшихся, но были встречены градом посыпавшихся на них «подарков» и отступили, завалив боковую улочку трупами. Они в ответ тоже швыряли горшки с картечью, но их метателям не удавалось подойти близко: химики и стрелки-наёмники не дремали. Сложилось равновесие, выгодное божегорцам, так как к городу подходили основные силы.

Это противостояние прошло мимо моего внимания, поскольку было на другом фланге и завершилось для нас успешно. У меня голова болела за другое: на улице, выходящей прямо на ворота, стояла баррикада, а за ней защитники подогнали онагр! Если он шваркнет в нашу толпу «стеноломом», то от нас останется одна каша!

Да, удивляться нечему: тут укрылись остатки разбитой ледогорской армии, а не сопливые школьники. Оставалось, наоборот, изумляться удивительному факту, что защитники поздновато спохватились: если бы шарахнуть по ворвавшимся сразу, то, возможно, всё бы сложилось иначе…

Я схватил за плечо десятника Жука, вместе с которым мы притащили химиков:

— Видишь?!! — и показал на баррикаду.

По счастью, недалеко оказался Грач. Я ухватил и его за рукав:

— Видишь?!! Нужно срочно атаковать! Так, ребята, делаем вот что: мы быстро идём вперёд, а вы кидаете бомбы во все окна по пути! Ты, Жук, — направо! Ты, Грач, — налево! Баррикада — на мне!

— Эй, придурки, толкаем фургон вперёд! Быстро, быстро!

Да, та картина была и впрямь изумительна: с одной стороны улицы подкатывали онагр, а с другой стороны навстречу мчался фургон, толкаемый отчаянными наёмниками, а за ним — ещё один, где командовал Грач. В общей сложности четыре десятка полоумных наёмников бежали на баррикаду, защищаемую бывалыми легионерами, а за их спинами то и дело слышались взрывы ручных бомб, после которых на улицу выбрасывало домашнюю пыль и мусор, щепки убогой мебели, а некоторые домишки после этого и вовсе заваливались на бок.

У кого-то из оборонявшихся не выдержали нервы, и нам навстречу полетел горшок со шрапнелью. Но он упал с недолётом, и картечь весело стегнула по броневой обшивке повозки. Для меня это стало хорошим сигналом: я оценил расстояние до баррикады.

Я своё копьё и ножны изначально уложил в фургон, ухватил меч левой рукой остриём вниз, а щит забросил за спину. В правой руке держал бомбу за рукоятку. Сразу после вражеского взрыва я завопил:

— Все за мной! Бросай фургон! — и бросился вперёд, не оглядываясь.

В нас швырнули ещё одну бомбу, и ещё, но мне эти взрывы были не страшны: мою спину прикрывал щит, а сам я бежал прочь от места взрыва. Для меня гораздо страшнее был бы арбалетный болт, выпущенный в упор, но, похоже, враги не ставили арбалетчиков на убой, а прятали их по домам для коварных убийств изподтишка.

Передо мной — толпа, ощетинившаяся копьями, но я-то знаю, что для меня сейчас одиночный ловкий боец гораздо страшнее толпы, — хоть и организованной, но инертной. Я загодя приметил точки, куда буду ставить ноги — мне оставалось только с разбега скакнуть на одну, потом — на другую, оттолкнуть копьё, кому-то врезать локтем в лицо, кого-то отпихнуть левой рукой — и вот я уже на другой стороне баррикады. Там стоит куча солдат, но, увидев, ЧТО я сжимаю в правой руке, она поневоле шарахается от меня вправо и влево — люди толкают друг друга, мешают сами себе. В первый миг броситься на меня никто не посмел, а мне большего и не требовалось: я вырвал зубами чеку и стукнул рукоятью бомбы об оголовье меча. Видя мои действия, вражеские легионеры и вовсе в ужасе расступились ещё больше, ужавшись до некуда.

Шаг, ещё шаг, — и я кидаю бомбу на станок онагра. Тут же отскакиваю в сторону: на моём пути лачуга с приоткрытой вовнутрь дверью — я с разбега впечатываюсь в неё, моля богов только о том, чтобы в моём рюкзаке не разбились колбы в трёх оставшихся бомбах…

Ба-бах!!!

Меня мягко втолкнуло вовнутрь, а уши закупорило словно пробками. Так, некогда нам рассиживаться: я быстро вскочил на ноги, сбросил щит и меч, снял рюкзак и вынул следующую бомбу. Делаем раз, два, три — и я, выбросив «подарок» на улицу, выхватил четвёртую.

Ба-бах!!!

На порог швырнуло тело ледогорца, пытавшегося меня преследовать. Я перешагнул через него, выбежал на улицу и, сделав несколько шагов, подбросил бомбу на открытую повозку, стоявшую поодаль от онагра и нагруженную кучей очень крупных горшков…

Я кинулся прятаться снова в ту же лачугу и даже успел ворваться в дверной проём, толкнув дверь назад, чтобы она закрылась за мной. Но только не учёл, что на неширокой улице ударная волна от большого взрыва действует по особенному…

Дверь сорвало с петель и зашвырнуло внутрь — она приложила меня сзади и опрокинула на пол. Хоть я и делал всё так, как учила меня жена, — закрыл ладонями уши и открыл рот, но, похоже, потерял сознание на несколько мгновений; ощутил лишь, что вся лачуга закачалась, заходила ходуном. Когда я очухался, то обнаружил, что всё моё тело стало как будто ватным и плохо слушалось; нацепить щит и поднять меч показалось тяжёлой задачей — я боялся даже подумать, как много времени у меня заняло это, в общем-то, обычное дело, выполняемое мгновенно. Голова кружилась и тошнило, как будто я изрядно надрался выпивки.

Я, покачиваясь, вышел наружу. Похоже, ударная волна смогла даже сдвинуть баррикаду, хотя я не смог бы поручиться за это точно. По крайней мере, ближайшие двери и окна оказались буквально вдавлены вовнутрь жилищ, а кое-где сорвало и крыши. Все защитники баррикады были убиты или контужены, представляя из себя жалкое зрелище беспомощно лежавших людей, кое-как приходящих в себя и не помышлявших о сопротивлении. От онагра остались только разбросанные деревянные брусья, опалённые огнём, а от повозки с боеприпасами осталась только яма на дороге, продолжавшаяся куриться.