Иннокентий Белов - Слесарь 3

Пока они тяжело дышали, и вертели головами, я, рассмотрев, что мне было надо, обошел куст, за которым легко спрятался в своей серо-зеленой гильдейской одежде, и легким уколом в ягодицу позвал знакомиться первого по списку разбойника. Тот подпрыгнул, пытаясь размахнуться дубиной, и сразу замер, когда лезвие копья уперлось ему в живот. Второй выскочил из-за спины, тоже собираясь вступить в драку, но, рассмотрев мое стратегическое преимущество, опустил дубину.

Так они и стояли, раскрыв рты и не реагируя на недовольные вопросы своего третьего подельника, не понимающего, чего они ждут и почему не отвечают ему.

Я убрал копье от одного прохиндея и показал жестом, что дубины надо кинуть на землю и подальше от себя. На рожах появилось серьезное несогласие с безмолвным приказом, я и, давя сопротивление в корне, вонзил копье второму увальню в бедро. Раздался глубокий, полный печального смысла, что жертва оказалась сильней, стон, и обе дубины полетели к краю обрыва, пострадавший схватился за рану и упал на спину, как раз, перед добравшимся к месту представления третьим соучастником.

Третий разбойник, размерами поменьше, но на вид, посмышленее, тоже правильно оценил ситуацию, и бросив дубину, задал стрекача куда-то вправо, ломая кусты.

Да, этот поумнее, так ведь и помельче, приходится больше башкой думать, чтобы выживать в этом, достаточно жестком мире.

Я подошел поближе к оставшемуся стоять горцу и заметил, что мужик напрягся, собираясь кинуться на меня, теперь, когда наконечник копья смотрит в землю. Пару мгновений он колебался, но близость моего тела все же толкнула его на неправильный выбор. Он вытянул обе здоровенные лапищи и вознамерился схватить меня за шею, чтобы давить изо всех сил, пока я не посинею. Наверно, так явственно представил эту картину, что мой сильный удар в нос костяшками пальцев, произвел на него впечатление рухнувшей горы. Которая сбила и растоптала и надежды с мечтами и сам нос свернула куда-то в сторону. Горец отлетел на своего дружка и грузно упал, запнувшись за ногу того.

Я не стал вкладываться в удар, помня, что сила моя возросла уже на четыре деления, в половину от возможного, и ударив с полной силой, я, всего скорее, просто сломаю себе руку.

Вскоре я поднял суровыми пинками обоих потерпевших, нагрузил их своим барахлом и повел показывать дорогу в подгорное селение, постоянно отвешивая по согбенным спинам древком копья, при любом замедлении и попытке оглянуться назад. Мужики оказались понятливые и дальше не провоцировали меня совсем. Один придерживал раненого в бедро и вместе они бойко ковыляли по узеньким тропинкам, которые понемногу расширялись и, когда показались первые глиняные домики, типа сарайчики, тропинка превратилась в двухметровую дорогу, которая и привела нас к месту, где собрался комитет по встрече.

Кроме удравшего парня, тут был еще пожилой мужик, с парой совсем молоденьких парней, еще мальчишек, и несколько женщин у них за спиной. В руках они держали разное оружие, ну, как оружие, наверно, они сами так думали с разной степенью уверенности, но, по мере нашего приближения и моего уверенного вида с копьем в руке и очень неуверенного поведения своих главных защитников и охранителей, оружие перестало казаться оружием и превратилось, в, разного вида, палки и пару убогих топоров, которые немедленно были опущены или торопливо выкинуты.

Пока суровый и могучий воин не обратил внимание на такое вопиющее непослушание и не убил всю деревню.

Тем более, всем своим видом я показывал, что только этого и хочу и событие данное точно произойдет, если меня, как следует не ублажат. Могучим пинком я отправил полетать раненого под ноги встречающей делегации и жестким ударом пятки древка по затылку вырубил второго селянина.

Чтобы встречающие могли в полной мере оценить мою силу и воинское умение и начать концерт по привлечению благодати на мою могучую шею.

Пожилой мужик, прочувствовав момент, упал на колени и что-то торопливо затрещал, испрашивая прощения для всего селения, за недостаточно теплый прием такого славного воина. Слов я, конечно, не понимал, но интонация у деда была верная, заискивающая и обещающая.

Многообещающая.

Тем временем я обошел причитающего старика, посмотрел пристально на рожу сбежавшего умника, который потупил глаза и смотрел перед собой.

Молодец, звездюлей получать не хочет, но так здесь нельзя.

Не дать звездюлей.

Вести так себя нельзя, все должны быть обилечены, согласно купленным местам.

Поэтому умнику в лоб прилетела та же пятка древка, отправив и его отдохнуть на утреннем солнышке. Строй баб и девок незримо вздохнул, и остался стоять.

Я не спеша прошелся перед ними, выбрал помоложе и получше, благо выбор был очень простой, такая девка была в единственном количестве и выдернул ее из общего строя, пустив идти впереди меня. После всех сараюшек и развалюшек, на местной площади виднелся единственный дом, который был достоин принять великого воина. Как я понял, это и был дом самого старика или кого-то из его сыновей, лежавших на той же площади.

Еще раз я оглядел всех присутствующих тяжелым взглядом и наглядно, ребром ладони по шее, показал, что шутки кончились и следующие виноватые будут беспощадно убиты и выпотрошены на радость паре собак, вертевшихся в стороне.

Почувствовав себя настоящим татаро-монголом, я закинул топтавшуюся на пороге девку внутрь дома и закрыл за собой дверь.

В доме пахло подгоревшей кашей, было весьма неуютно, но я не стал мяться и стесняться, скинул чью-то постель на земляной пол, поставил копье, скинул рюкзак со спины и выглянул за дверь. Бабы хлопотали, помогая подняться пострадавшим, старик отдавал указания парнишкам, а доверенные для переноски мои вещи так и валялись в пыли, упавшие вместе с неудавшимися грабителями. Я подскочил к деду, замахнувшись на его белый затылок, показывая, что сейчас выдам леща и грозно гыкнув на него, в итоге показав, согнувшемуся в поклоне старику, на вещи и на дверь, мол, быстро все доставить в дом.

Бабы, получившие новые указания, комично бросили потрепанных мужиков, один из которых не удержался без поддержки и сел на землю обратно, похватали мои плащи, мешок и прочее и потащили в дом, куда следом зашел и я. Посмотрел, как все выбили и аккуратно сложили на скамью и уставились на меня, ожидая новых указаний. Но я махнул на дверь и, не обращая внимания на них, подошел к девке, тоже стоявшей в ожидании, запустил ей руку за пазуху и смачно перелапал ее всю, оценив для себя состояние наложницы, как вполне подходящее для начала совместной жизни.

Рыкнул на зазевавшихся баб, вытаращившихся на такое непотребство, и смотревших на выбранную мной девку, кто — с сочувствием, кто — со злорадством. Пестрая, видно, палитра отношений в этом поселении, настоящем срезе человеческого общества.