Комбат Найтов - Альт-летчик [litres]

На третий день наступления, поняв замысел русского командования, немцы решились атаковать Реннекампфа всеми имеющимися силами, введя в бой 1-й резервный корпус, однако, в том числе из-за действий нашей авиации, одновременный удар всеми имеющимися корпусами был для немцев невозможным. Последовали атаки одна за другой на разных участках фронта. На рассвете 23 июня две дивизии немцев атаковали 28-ю правофланговую пехотную дивизию севернее Гумбинена. Причем одна из них уперлась в позиции Лейб-гвардии Кексгольмского полка, и в течение четырех часов пыталась выбить его с позиции. Мы трижды за это время совершали бомбо-штурмовые удары по атакующим. 1-я немецкая кавдивизия успешно обошла 28-ю дивизию и попыталась ударить с тыла, но была атакована всеми тремя эскадрильями и рассеяна еще на рубеже атаки. Удачно действовала артиллерия соседней 29-й нашей дивизии, буквально разметавшей огнем с закрытых позиций выдвинутую на прямую наводку артиллерию противника. В ходе боя пришлось садиться у небольшого села Пилькаллен (не город, а село), где «отдыхал» Хан Нахичеванский, категорически отказывающийся покидать уютное село. Лично он был легко ранен в руку, а его начштаба был убит вечером предыдущего дня. После этого конники пришли на выручку 28-й дивизии и добили немецкую конницу у Гумбиненского леса.

Прошло четыре часа, и немцы вновь атаковали теперь части южнее Гумбинена, но попали под мощный обстрел русской артиллерии и начали отход, причем большая часть 35-й пехотной дивизии немцев навсегда остались в тех местах. Мы зафиксировали их отход и сообщили об этом в штаб армии и начальнику корпуса генералу Епанчину, который начал преследование корпуса Макензена. Подошедший резервный корпус фон Белова решительных действий не предпринимал и начал отступление вместе с частями Макензена. Вечером 1-я армия вошла в Инстернбург, где состоялся парад войск. Ну как же без этого? Жизнь просто обязана состоять из одних парадов. В тот же день ночью Инстернбург был подвергнут бомбардировке с воздуха, малоэффективной, по моему мнению, но с использованием авиабомб калибра 250 килограммов. А зенитно-пулеметные дивизионы, оба, находились в Шталлупёнене, куда перенес свою ставку командующий. Пришлось взлетать ночью на СКМ-2МП, поплавковых истребителях, которые могли долго барражировать в воздухе и искать место вылета дирижаблей. Их аэродром был обнаружен под Алленштайном. Первый возвращающийся «Парсеваль» обнаружили на высоте около 3 километров. Он шел без сопровождения, и мы атаковали его сверху, с высот, недоступных для немецких самолетов. К тому же ни одной огневой точки у него вверх не смотрело. Трассирующие пули прошили его, и он вспыхнул весь. Я приподнялся в кабине и перезарядил оба «льюиса». Кстати, диски пришлось сильно дорабатывать, большинству менять замок пришлось, так как не подходил любой диск к любому пулемету. Сменить диск была целая проблема. А делать приходилось это одной рукой и снизу-вверх. Второй дирижабль шел под охранением из пяти истребителей, это был новейший жесткий «Шютте-Ланц», и шел он не к Алленштайну, а возвращался в Кенигсберг. Его сопровождало пять «Fokker A1», которые по умолчанию, по буквенному обозначению, были не вооружены. Фактически на всех пяти машинах стояли пулеметы «Шпандау», с синхронизатором. Это «открытие» и определило характер боя. Я заложил широкий вираж, с целью выйти сзади-выше «Z-4», а вражеские монопланы довольно шустро крутнулись и попытались набрать большую высоту. Увы, их двигатели работали только в одном режиме, это были «гномы», поэтому ни прибавить, ни убавить скорости они не могли. Многочисленными расчалками они сильно напоминали мой «дельтаплан». У них была «мачта», с помощью которой «работало» тонкое крыло без несущего лонжерона. Помешать атаке на «Цеппелин» они были не в состоянии. Двое из них попытались поставить заградительный огонь, остальные не успели выполнить этот маневр. Что сказать? Живучесть жесткого дирижабля гораздо выше и горит он поотсечно, но горит не хуже, чем любая водородная зажигалка. Затем пришлось удивляться немцам истребителям, когда мы с Павлом, моим ведомым, слитно выполнили «петлю Нестерова», ее правда называли несколько по-другому, но это неважно, мы оказались в хвосте у «пятерки», хотя строй немцы не держали и действовали сами по себе. В отличие от них, мы могли регулировать свою скорость, и буквально зависать у них за спиной, и бить короткими очередями с 50-метровой дистанции. Одной атаки хватало за глаза. Когда остался один из «пятерки», то мы предложили ему следовать за нами. Павел висел у него на хвосте, а я зашел сбоку и подал ему сигнал, следовать за нами. Он не понял, пришлось показывать ему все руками. Дошло, но после очереди Павла по плоскости. Удивительное дело, но он даже и не пытался нас обстрелять на проходах, мы опережали его по скорости, и долго плестись в хвосте у него не могли. К тому же у нас были бипланы, которые были гораздо маневреннее его моноплана. Топлива ему не хватило, пришлось Павлу садиться вместе с ним на какую-то поляну, а мне по прилету направлять к ним эвакуационную команду. Впрочем, еще до ее отправки, прилетел Павел, который пересадил немца в пустой бомболюк, а у его самолета выставил охрану. В плену оказался Unterleutnant Бёне. Пробыл он у нас не слишком долго, его обменяли через Швецию. В первый год войны Красный Крест творил, что хотел, на территории России. Кстати, он вернулся в Германию и стал асом. Погиб в авиакатастрофе, точнее в воздушном бою, но столкнувшись с другим немецким асом Освальдом Бёльке. Оба погибли. Но тогда это был довольно испуганный молодой человек, которого потрясла та легкость, с которой мы расправились с его соратниками. Мы бы сбили и его, но требовался в целом виде синхронизатор с его машины. А мы были глубоко в тылу у немцев. О наших намерениях он ничего не знал и был уверен, что мы проявили большое благородство. Кстати, эти самые «фоккеры Е1» стали грозой Западного фронта. Мы же увидели первую полевую переделку «фоккер ЕА1», невооруженного моноплана в вооруженный, причем с солидным запасом боеприпасов. Нам это было крайне интересно, так как СКМ-1 изначально был монопланом, но у нас не было синхронизаторов, поэтому пришлось использовать бипланную схему. С механическими синхронизаторами я знаком не был, да и лезть в эти дебри особо было некогда. Пулемет и его «причиндалы» мы сняли и отправили в Ковров Дегтяреву, который разрабатывал схожее устройство. Вдруг пригодится? Впрочем, первый надежный и легкий синхронизатор для «Максима» и «Льюиса» сделал капитан Александр Вегенер, штатный командир 1-го звена Гатчинской школы. Начиная с августа месяца 1914 года пулеметы на всех машинах переехали под капот, кроме тех, которые использовали биротативные двигатели, и в крылья. А СКМ-2М вновь стал монопланом, хотя бипланы еще долго выпускались, так как полностью отвечали всем условиям воздушной войны, а посадочные характеристики у них были лучше. Но пулеметы переехали в нижнее крыло, где их было легче обслуживать.