Евгений Шепельский - Война. Том 2

Таленк проговорил как бы про себя, едва слышно, голосом-вздохом:

— Однажды я поддался другой страсти… в юности… и сотворил с юной девой нечто непотребное… Нет-нет, ничего такого… Она осталась жива и даже после родила. Не от меня, разумеется. Ее с трудом выдали замуж, ведь она уже не была непорочна… вы понимаете, э-э, о чем я… Ее отец и братья поймали меня после и… э-э… Сорок лет я — скопец. Я не могу физически любить женщину. Несколько позднее я сделал с ними — с ее отцом и братьями — много всякого… Ее я не тронул, но они… Один из братьев еще недавно гостил в подвале вот этого дома. Но как-то я понял, что его страдания больше не приносят мне горького удовлетворения, что они как бездонная черная яма — чем больше в нее кидаешь, тем больше она хочет. И я ее прикрыл. — Таленк сделал паузу и сказал с расстановкой. — Я физический и душевный урод, господин император, и прекрасно это знаю. Но механизм моего разума точен. Я живу для себя и своих… оставшихся мне удовольствий, главное из которых — власть. И я, повторяю, хочу, чтобы это удовольствие длилось как можно дольше. И желательно: без особых для меня треволнений.

Настала тишина, только постукивала от ветра плохо закрепленная рама стрельчатого, в пол, окна, за которым виднелся все тот же сад, роскошный сад маньяка.

Я смотрел на столешницу, украшенную перламутровыми узорами, изображавшими нагие любовные пары. Они сношались, порой, в таких позах, какие я даже в молодости не рисковал пробовать, поскольку подозревал, что они нарушают законы физики и могут закончиться сломанными конечностями или шеей.

— Как видите, я совершенно открыт, — глухо произнес Таленк. — И я отдаю себя на вашу милость.

Ой ли? А если я сейчас сыграю в сурового императора и заартачусь, не разделю ли подвал с трупом одного из братьев, а? Хотя после Ренквиста меня мало чем можно напугать, Таленку это удалось. Передо мной сидел опасный и опытный маньяк, готовый проделать со мной много скверных вещей, если я не сумею с ним правильно договориться. Все эти слова о том, что я свободен и могу катиться на все четыре стороны были, конечно, той еще брехней, и Таленк понимал, что я понимаю, что он брешет, как попова собака.

А еще мне очень хотелось спросить, не он ли прозрец? Но я сдержался, не спросил. Сказал вместо этого:

— Я отдам вам Норатор, но с условиями.

Лицо Таленка осветила улыбка:

— Я весь внимание, господин император!

— Никто не смеет больше устраивать торговые монополии, ни морские, ни сухопутные. Это раз. На всех таможенных воротах будут стоять мои люди. Это два. Брат Литон и его монахи сочтут доходы от всех игорных заведений, каковые заведения будут оплачивать процент в казну Варлойна. Это три. Дирок будет снесен. Это четыре. И пять. Ваша стража может понадобиться мне для войны.

— Это все?

— Все. Вы использовали мое спасение для политической интриги, однако первично то, что вы спасли меня и Санкструм. Я воздам вам почести как спасителю императора. Воздам официально, в газете. Награжу орденом. После такого благоволения я не смогу, даже если очень захочу, ставить вам палки в колеса — меня сочтут неблагодарной скотиной.

— Это, безусловно, так. Грязной неблагодарной скотиной вас сочтут.

— Но при этом — учтите, бургомистр — вы утратите возможность всякого политического маневра. Адора и Рендор окончательно сочтут вас врагом.

— Я это знаю, господин император.

— Ваше слово, Таленк?

Бургомистр допил ослиное молоко, от чего внутри меня приключился очередной рвотный рефлекс, и с удовлетворенным вздохом отставил кубок.

— Мне нравится то, что я услышал, господин император, ваше величество. Очень нравится. Раньше вы были неискушенны в вопросам местной политики, но ныне…

— Я вдобавок совершенно не умею фехтовать, — сказал я. — И ныне.

— И совершенно лишены таланта к магии, хотя и очень восприимчивы к ее проявлениям! — Вот зараза, он в открытую говорит, что я крейн! Проверял, пока я валялся без сознания, очевидно. — Однако же именно вы, и только вы можете справиться с напастью, я так чувствую и так вижу.

С напастью? С какой напастью?

Таленк отодвинул кресло с высокой спинкой и встал.

— Прошу, господин император, пройдемте в сад. Там вам станет окончательно ясно, почему я… стал вашим вернейшим союзником.

В саду среди кустарников замерли статуи нагих мужчин и женщин, переплетшихся телами в разных, зачастую невозможных, будто у них кости и суставы отсутствовали, позах. Я уже привык к этому и не удивлялся. Сад был обнесен высокой стеной, сложенной из тесаного черного камня. Нас не сопровождали лакеи либо охрана. Таленк повел меня по мощеной дорожке куда-то в глубину. Из-за высокой стены я не видел соседних построек, и предположил, что Таленк живет где-то в пригороде Норатора, на отшибе. Большая часть неба была в темных тучах, но закатное солнце — багровое, злое, растопило их вокруг себя.

— Вот моя личная делянка, где выращивался эльфийский лист, — сказал он, когда мы вышли на обширную поляну. — Видите, во что превратились кусты? — Он вдруг насторожился. — Вы слышите этот странный звук? Вроде бы скребет кто-то? Нет?

Я ничего не слышал. Кусты были мертвы. Они серыми плетями лежали на хорошо прополотой земле. Таленк переступил невысокую оградку и сковырнул землю носком щегольского сапога. Белый жгут эльфийской тоски напоминал огромного земляного червя.

— Это не все, господин император… — он поманил меня пальцем, забыв совершенно про субординацию. — Идемте.

Мы прошли еще с сотню шагов. У стены виднелся колодец, сложенный из такого же черного, припавшего зеленым мхом камня. Деревянная стойка с дощатым ведром. Сам колодец прикрыт железной крышкой.

— Обычный колодец, верно? — спросил Таленк.

Я пожал плечами.

— Загляните… Стойте, умоляю! — он прислушался. — Да что это за скрежет? Хм… Теперь смотрите. Прошу прощения за дерзкое поведение!

Я сдвинул железную крышку. Вместо воды на дне обнаружился белесый комок эльфийской тоски, отдельные побеги были толщиной в руку взрослого мужчины, они вспучивались, вздувались, переплетались кольцами… Эльфийская тоска заплела стены колодца до середины, упорно лезла наружу к свету.

— Она забрала воду, — произнес Таленк сухо. — Она заберет жизнь всего Санкструма… А позднее — и других стран. Нет смысла предавать вас в руки Адоры и Рендора ради дешевой интриги, если тоска уничтожит всю жизнь в этом мире. Но есть смысл вас спасти. Вы, господин крейн, другой… Не знаю, как выразить словами точнее вашу инакость. И если кто-то и может спасти наши э-э… жизни, так это только вы, вы, господин Аран Торнхелл, архканцлер и император!

Из-за ближайших кустов раздался щелчок, и толстая арбалетная стрела ударила бургомистра меж лопаток. Его качнуло вперед, и он упал лицом вниз, прямо мне под ноги. Затем из кустов в моем направлении устремились два дэйрдрина, а на стену, уже не таясь, лезли новые боевики прозреца.