Александр Тюрин - Флот судного дня [litres]

Здесь слышны разговоры дельфинов – они окликают друг друга с любого расстояния по имени: брат Петя, не узнаешь брата Жору? Жужжание больших рыбьих косяков – рыбонька моя, не потеряйся, держись всегда моего хвостика. Крики китов – у них есть мудрые вожди, которые отдают указания на сотни миль – плыви, мой верный, в Южное полушарие. И шепот планктона, изначальной жизни, лежащей в основе бесчисленных пищевых цепочек.

Организм Ка замечательным образом способен настраиваться на условия среды. Дыхательный центр теперь сам предотвращает непроизвольный вздох – а иногда и под водой бывает душно, особенно если застываешь на месте. Центр в продолговатом (про него доктор Олленбергер сказывал) мозгу стал регулировать ритмы обоих сердец, замедляя их при длительном погружении. Ка научился вмешиваться в работу тех органов, которые раньше были недоступны сознанию. Это, конечно, не так, как у штурмана в ходовой рубке судна, который скажет «малый ход», и судовая машина сбавляет обороты. Ка точно течет вместе с кровью, чувствуя вязкость жидкости, подталкивавая ее в пузырчатую гущу легких или выжимая ее из каких-то сосудов. Может поглаживать одно из своих сердец, как котенка, успокаивая и замедляя его.

Когда Ка отрубался от усталости, то продолжал пересекать водные просторы на автопилоте, то есть полуспал-полубодрствовал на плаву. Что-то наблюдая в яви, а что-то в не-яви. Там он видел серебристые сполохи, которые растягивались в нити, дрожащие, трепещущие и даже жужжащие. Иногда они рассыпались ворохом искр, а порой становились будто бабочки с серебристыми крылышками и, слетаясь, образовывали новые ниточки. В своем полусне Ка двигался вдоль такой посверкивающей нити, которая показывала ему путь в пространстве и времени…

В полусне он даже лучше чувствовал самых молчаливых и опасных обитателей пучины, которые обычно становятся слышны, когда уже убивают свою жертву, звучно вырывая зубастой пастью сразу пять кагэ мяса. Впрочем, однажды Ка столкнулся нос в нос с семиметровой зубастой красавицей. И только то, что он с перепуга направился прямо на нее, заставило белую акулу свернуть в сторонку. Он еще долго и с содроганием вспоминал ее улыбку в триста зубов.

Сейчас в сновидение Ка ворвался хоровой металлический звук и мгновенно пробудил его – приближается она, плавучая гора.

Ка всплывает на глубину двадцать и движется параллельным курсом к движению огромного корабля.

А следом за Ка из синевы выплывает морское чудище, словно бы имеющее гребень, длинный кольчатый хвост и несколько голов с фиолетовыми зевами. То ли морской змей, то ли молодой, еще не округлившийся Левиафан. Но нет, это всего лишь многочисленные и разнообразные морские существа, планктон и нектон, кишечнополостные, моллюски, асцидии, мшанки, черви, личинки, мальки и так далее. Ка прекрасно чувствует эту гущу – она как будто продолжает его тело, потому что подвластна его воле. Его мысль падает в нее, летит по ней, оснастившись серебристыми крылышками и, постепенно замирая, производит ее изменение и движение.

Сейчас корабль проплывает через это скопление живых существ. Они не воспринимаются корабельными гидролокаторами и подводными беспилотниками сопровождения как опасность, потому что отражают акустические волны, как самые обычные порождения природы.

Мириады крохотных телец налипают на борт корабля, особенно на корме, на его руль и винт, погибая во множестве, но оставляя слизь даже на лопастях.

Пока ничего особенного как будто не происходит. И ничего особенного не будет происходить долгое время. Как будто.

Только через несколько лет по бортам огромного корабля расплывутся бурые кляксы, словно язвами покроются лопасти винтов.

Еще прилично погодя заморщинится недавно такая гладкая легированная сталь, и вдруг «распустится» огромными цветами. Системы контроля зафиксируют поступление в отсек забортной воды. Ничего не понимающий капитан даст команду задраить водонепроницаемые двери, клинкеты, горловины и ввести в работу водоотливные средства. Но тут начнет поступать вода в другой отсек. Борта корабля будут выглядеть – при осмотре с помощью подводных дронов – словно пораженная плесенью картофелина. Винт лишится лопастей, и гребной вал лишь зря будет расходовать мощность двигателя.

Забавно, но корабль, огромный и твердый как гора, станет едой для склизких тошнотворно мягких существ.

Эти «пожиратели железа» своими крохотными едкими телами будут вызывать быстротечную питтинговую и межкристаллитную коррозию металла. Чтобы дело спорилось, в каждой едкой крошке имеется органелла, занимающаяся сверлением корпуса корабля маленькой дрелью со сверлом из ионов-активаторов. Она является усовершенствованным потомком стрекательной нити медуз и подпитывается за счет взрывного окисления металла.

Ка научил этих существ быть такими, когда они оказались в сопровождавшем его шлейфе среброкрылых бабочек. Ощущая искорки накопленной ими энергии и паутинки электромагнитных взаимодействий, улавливая мелкие вибрации химических и вандерваальсовых связей.

Обучая живую слизь, Ка нередко скатывался на ту границу, где вещи теряют реальность и множественность, а пространство создается ручейками организующего времени, которые просачивается сквозь мембрану вакуума. За ней Бездна, наполненная бушующей хрональной энергией. В ее сердцевине живет Оно, которое порождает нас всех, а потом принимает обратно, сглаживая те небольшие различия, которые мы приобрели в процессе недолгого индивидуального существования…

Однако и Ка, кажется, иссяк, такая усталость пропитала его насквозь, проникла в каждую клетку…

К нему подплыла Бланш, потом вторая белуха, третья, четвертая, целая стая, закружились хороводом.

Они приглашали его, и Ка, ухватив за плавники сразу двоих, давай рассекать так, что бедный тюлень Леопольд едва поспевал за ними.

Вдруг белух рядом не стало, зато все больше рыбешки. Вскоре ее так много, что рябит в глазах. Ка догадался, что его тащит траловая сеть. Финал близок – неумолимая сила затаскивает его через кормовой слип рыболовецкого судна. Затем он куда-то падает, приходится бороться, отчаянно работая руками и толкаясь ногами, чтобы его не погребло под толщей рыбы.

И вот он лежит на груде улова, заполнившего рыбозагрузочный бункер, этакий русал. Хорошо, хоть плавки не потерял. С флагштока к нему склоняется российский флаг. Слышатся слова на родном языке.

– И что за зверя выловили?

– Кажется, моргает. А упитанный-то какой.

Это было последнее, что он услышал.

Ка хотел, выхаркнув влагу из глотки, объяснить, что он не упитанный, а адаптировавшийся; без слоя жира в холодных водах не выжить. Но не получилось. Он отключился, когда попытался произнести свое имя: «Кха-а-а».