Александр Тюрин - Флот судного дня [litres]

Достал я его, он угрожающе приблизился ко мне, и мозги в его хрустальном черепе несколько побагровели. Что ж ваше слово, товарищ «Браунинг». Но тут палубу перекосило, я упал на колено и пуля прошла мимо Зеффа. Кажется, в это несчастливое мгновение мне помогли поскользнуться – опять вражеские деймы постарались, изобразив из себя размазанные сопли. Более того, палубу продолжало перекашивать и дальше…

Е-мое, я так и знал, всегда мне не везет в решающий час. Пойду в кино и не найду, его давно снесли, а на его месте построили сортир, захочу влюбиться и не в кого, кроме как в потертую фотографию старушки Лоллобриджиды на стене, выстрелю в упор, а упора никакого нет. Да, при таком крене корабля лучше иметь абордажную саблю.

В иллюминатор была видна надвигающаяся стена воды, настоящая волна-убийца, раза в четыре больше, чем та рекордсменка, которую я видел ранее. Снял бы шляпу перед такой силищей, если бы имел. Шляпы не было, так что я смог почувствовать, как встают дыбом те немногие волосы, что остались на моей голове. По судовой трансляции доносилось старательное исполнение хором биомехов: «Забыть ли старую любовь и не грустить о ней? Забыть ли старую любовь и дружбу прежних дней?»

И вместе с водой как будто двигались массы какого-то вещества – заметные за счет своего свечения. Напоминало всплытие некогда утонувшего города, просматривались острые башенки, ажурные стены и изогнутые крыши дворцов. Но это явно было живое биологически активное вещество. Оборзевший зараженный деймами планктон? Или не совсем уже и планктон. Пучки щупальцев, похожие на кривые лучи фиолетового света. Сквозь оболочку и полупрозрачную чуть розоватую эктоплазму просматривается сеть трубок. Внутренние органы, наверное. Еще гроздья каких-то шаров; должно быть, что-то нужное для размножения. Вот и морское чудовище, Левиафан, на подходе.

Тут наша не слишком приятная беседа с господином Зеффом временно перешла в режим паузы. Удар, тяжелый, пронизывающий недра суперкорабля скрежет, резкий крен, переходящий в переворот. Мы с собеседником покатились, шмякаясь о поверхности, полетели, ловя телом другие летающие предметы. Волна-убийца, порожденная выбросом субмаринных вод, опрокинула «Батавию».

Палуба и подволока окончательно поменялись местами, корабль был сейчас килем вверх; боль из моего разбитого тела плескалась во все стороны.

– Эй, Зефф, ты живой, не раскололась твоя полная чудных замыслов голова? – спросил я, когда выхаркнул кровь от полопавшихся в носоглотке сосудов и осознал, что позвоночник не сломан.

– Я в порядке. И смываюсь на ракетной капсуле. Если на других кораблях ситуация не ахти, то будет произведена эвакуация на орбитальный «Олимпус». Большая часть модулей жизнедеятельности там уже смонтирована и подключена к источникам энергии.

Судя по инерции, перевернувшийся корабль с дифферентом на корму уходил вниз. И, судя по нарастающему гулу и вибрации, вода сейчас радостно затопляла внутренние помещения «Батавии».

– Ну, что, спасайся, свинорылый, если сможешь. Только ты не сможешь. Эта спасательная капсула рассчитана и на подводный старт. Но сработает она только, когда в кабине будет один человек. И этот человек – я, – прошипел Зефф. – Хотя и несколько больше, чем человек. Действительно, философский вопрос, кто теперь я. А ты сдохнешь тут вместе с Мануэлом.

– Торопишься, дядя! – Из трещины в груди у ворвавшегося в помещение Мана что-то рвется и лезет наружу. Зефф срывает с переборки шланг и направляет струю жидкого азота на племянника.

Я, бросившись на выручку парню, вырываю шланг из рук Зеффа, но вблизи возникает Сато. Самурай оправился и готов принять смерть за своего хозяина-даймё. Ну, почему такие поступки называются не холуйством, а проявлением бусидо? На сей раз в руках повара-самурая длинный кухонный нож, заточенный до атомарного предела, вполне способный сыграть роль вакидзаси и выпустить мне потроха. Я направляю шланг, брызжущий жидким азотом, в рот Сато, кричащий «Хэйка банзай». Весь остаток жидкости на него израсходовал. Сато застывает и валится, его замороженная голова бьется обо что-то и от нее отлетает нижняя челюсть и левый глаз.

Но застыл и Ман. Из него, как из приоткрывшегося чемодана, выглядывает замерзшее нечто – у существа раздвоенная челюсть, наполовину выснулся остроконечный хоботок.

– Это теперь не развратный подросток, а ооциста. Кажется, я окончательно удостоверился, откуда веял ветер неприятностей – от этого Питера Пэна, который наверняка унаследовал свою пакостность от Джейкоба Треснувшей Головы. Мануэл направил тебя на «Батавию», а «Батавию» подогнал к тебе поближе, зная, что твои деймы смогут модифицировать деймов проекта «Мировой змей». Жаль, что я не ополоснул его жидким азотом раньше.

– Вам должно быть жалко, что я помешаю вам покинуть тонущую «Батавию».

И я, как раз поймав руку Зеффа, защелкнул на его запястье второй браслет наручников – их я позаимствовал в клубе. Какое же эротическое шоу без наручников садо-мазо? А первый браслет оказался сейчас, как и следовало ожидать, на моей руке.

– Теперь все честно и справедливо, господин Зефф. Я никогда не бью первым, но всегда заканчиваю последним. Впереди у нас общая мокрая могила на дне Мирового океана. Все-таки народ-богоносец одолел народ-баблоносец.

И мы как раз почувствовали воду, которая уже затекала в отсек. Судовая трансляция заткнулась на куплете: «Переплывали мы не раз с тобой через ручей. Но море разделило нас, товарищ юных дней…»

Оппонент психанул – не умеют такие, как он, принимать трудности. У Зеффа треснула его грудная клетка, превратившись в выдвинувшийся вперед зев. Разом он превратился в рыцаря-дракона из известного рыцарского Ордена.

– Тебе не убить меня, свинорылый, мне жить десять тысяч лет, и это срок с гарантией. Я проживу больше, чем вся старая человеческая цивилизация, – самоуверенно заявил он.

– Вредно мечтать о вредном.

И хотя мне надо оппонировать этому змею до последнего вздоха, однако ж ясно, что он, если не божество, то метаморфант, быстро и по своей воле меняющий форму в любую сторону; к его словам стоит отнестись серьезно.

Саймон Зефф лязгнул створками зева и потянул невидимыми щупальцами мою руку, на которой был первый браслет наручников. Я рубанул по щупальцам кухонным ножом повара-самурая, который вовремя прикатился ко мне. Отсек-таки, Сато знал толк в наточке режущих предметов.

Однако несколько секунд спустя я, свесив свою челюсть, смотрел на руку Зеффа, отрезанную как серпом, вместе с браслетом наручников. А миллиардер, перекусив собственную руку своими грудными мандибулами, повернулся к шлюзу спасательной капсулы.