Павел Корнев - Эпицентр [СИ]

— Огонь! — завопил санитар.

— Отставить! — тотчас перекрыл его приказ громогласный крик Звонаря; я даже испугаться не успел.

Да пулемётчик бы не выстрелил в любом случае — у меня ведь не светятся глаза? О, господи боже мой, скажите, что у меня не светятся глаза!

Очередной рывок едва не превозмог мой самоконтроль, из носа потекла кровь, из глаз покатились слёзы. Только бы они не светились, только бы не светились глаза!

Я даже зажмурился и до боли закусил нижнюю губу, тогда-то и снизошло озарение. Если не могу совладать со сверхсилой и нельзя просто выплеснуть её вовне, значит, нужно каким-то образом потратить или пережечь во что-то иное, более послушное. Запалил бы алхимическую печь, да только сейчас никак не сосредоточиться, а из всех трансформаций самой простой представлялась генерация электричества. К ней и прибегнул.

Волосы мигом встали дыбом, а пальцы непроизвольно задёргались, но перегнать овеществлённый холод в джоули не составило никакого труда, запущенный процесс приобрёл лавинообразный характер, только и оставалось, что поддерживать требуемые значения напряжения и силы тока, а после инициировать ионный пробой.

А-ха!

Спиральным росчерком сверкнула нить молнии, сосна метрах в тридцати от нас переломилась, её верхушка рухнула на землю, разлетелись кругом щепа и обломки коры, запахло озоном и палёным деревом, а у меня с плеч будто неподъёмный груз свалился.

— Всё в порядке! — уверил я доцента, когда на смену колючей стуже вернулся удушающий зной.

— Всё хорошо! — добавил я. Наверное.

Почему — наверное? Да просто вдруг выключили свет…

Разбор полётов устроили уже в госпитале. Собрались в двадцать втором кабинете, а мне велели сесть в уголок и помалкивать. Попал я туда, разумеется, не сразу, сначала санитары откачали и погрузили в грузовик, затем сопроводили в автобус и отправили в сие медицинское заведение. Пока ехал, худо-бедно оклемался, да и последующие обследования никаких неприятных сюрпризов не преподнесло; вердикт состоял всего лишь из одного слова: «здоров».

Ну а теперь сижу на стуле и стараюсь не отсвечивать, в распахнутой двери стоит ассистент доцента, сам же хозяин кабинета с возмущённым видом наседал на Трофима Фёдоровича. Но — пустое, тому всё как с гуся вода.

— Как? — заламывая руки, прокричал Звонарь. — Как ты мог не диагностировать ему негатив?!

— Легко, — спокойно заявил в ответ инструктор, постукивая о ладонь папиросой. — Не увидел соответствия утверждённым параметрам, вот и не диагностировал.

— А проявить инициативу? Выйти за рамки нормативов?

— Мне, дорогой Макар Демидович, должностной инструкцией инициативу проявлять запрещено. Да и вы к мнению ассистента не прислушались. Даже направления молодому человеку на обследование выписать не удосужились, мы его на свой страх и риск приняли!

— И ничего не нашли!

— Склонность диагностировали. А кроме склонности и не было ничего.

— Склонность к делу не пришьёшь!

— Не могу согласиться. Ну какой он негатив, в самом-то деле? Обычный оператор, а что в резонансе со сверхэнергией в противофазе работает — так уникальные отклонения не диагностируемы в принципе.

Доцент закатил глаза и указал на меня:

— Ну и как такое получиться могло? Что думаешь?

Ответить Трофим Фёдорович не успел, поскольку именно в этот момент подал голос стоявший в дверях Андрей.

— Чаус идёт, — сообщил он.

Доцент указал мне на медицинскую кушетку и велел ассистенту:

— Накрой его простынкой. А ты — не вздумай елозить, неподвижно лежи!

Заартачиться и в голову не пришло, просто решил не нарываться на неприятности, сделал как сказали, благо под накинутой сверху простынкой дышалось достаточно легко. Видеть со своей позиции вошедшего в кабинет мужчину я не мог, но голос показался знакомым. Подумал-подумал и решил, что это старший санитар сопровождавшей нас на инициацию бригады медиков.

— Моё почтение, Макар Демидович, — поздоровался Чаус с порога. — Трофим, Андрей…

— Ну что, допрыгался? — без промедления выдал хозяин кабинета. — Говорил я, что твои фокусы до добра не доведут? Вот — полюбуйся!

Очевидно, в этот момент доцент указал на накрытое простынкой безжизненное тело в моём исполнении, поскольку ответная реплика Чауса прозвучала после явственной заминки.

— Бога ради, Макар Демидович! Какие ещё фокусы?

— Сколько раз тебе говорил — пошло во время инициации что-то не так, пиши всё в учётную книжку. А ты — что?

— А что я?

— А ты очковтирательством занимаешься! Без осложнений! Без происшествий! В штатном режиме! Показушник!

Доцент и не думал следить за интонацией, и Чаус угрюмо произнёс:

— Я бы опросил вас, Макар Демидович!

— Я сорок семь лет уже Макар Демидович! И сегодня по твоей милости вполне мог стать покойным Макаром Демидовичем!

— Да объясните толком, что стряслось!

— Уникальный оператор у нас случился. Так нормальный, а в режиме резонанса — негатив!

— Не может быть!

— Ты мне это говоришь?! — взорвался Звонарь. — Я всё собственными глазами видел! И ладно бы он в резонансе секунд пять продержался, так нет же — двадцать восемь! Сам посчитаешь, сколько энергии накопить успел, или подсказать?

Чаус тяжело вздохнул и уже совершенно спокойно произнёс:

— При всём уважении, не понимаю, какое отношение к этому имею я.

— Пётр Сергеевич Линь, инициация тридцатого июня. Порядковый номер сорок пять семьдесят три. Тридцать второй румб девятого витка. Припоминаешь?

— Нет.

— А ты почитай, освежи память.

Судя по шелесту страниц, санитар принялся листать мою учётную книжку, некоторое время спустя он заявил:

— Тут написано, что всё прошло штатно.

— А на самом деле?

— Если написано…

— Вот что, дорогой мой человек, — понизил голос Звонарь, — ты работник заслуженный и во многом неприкосновенный, но обещаю — я тебя сожру! Если поможешь разобраться в случившемся, спущу дело на тормозах. Даже записи задним числом поправим. Нет — ты меня знаешь. Я слов на ветер не бросаю.

Чаус ответил не сразу, потом сдался. Не иначе хозяин кабинета и в самом деле мог привести свою угрозу в исполнение.

— Спрашивайте, Макар Демидович.

— Давай, доставай свой блокнот! Тридцатое июня, какие в тот день странности были?

Даже накинутая на голову простыня не помешала расслышать недовольное сопение. По воспоминаниям старший в бригаде санитаров был человеком жёстким и хватким, но тут, как видно, нашла коса на камень.

— Не нужен блокнот, и так помню, что в тот день на первом румбе первого витка инициация прошла.

— О-о-о! — протянул доцент. — Не путаешь?

— Такое разве забудешь? И вот ещё что: тот соискатель в момент инициации вашего за руку схватил, даже синяки остались. Вот вам и странность. Только на меня это не повесите, я постоянно толкую, что нельзя в кузова людей будто сельдей в бочку набивать!