Дмитрий Манасыпов - Крысы Гексагона

– …Локоть. Локоть не выпирай, – учит Комбриг. Я выцеливаю из-за угла картинку мишени – а он стоит сзади и при каждой ошибке бьет меня по локтям, коленям или голове – в зависимости от того, какой косяк допущен. – Следи за локтем. Он появляется из-за угла прежде тебя – и тут же будет отстрелян…

– …Колено смотри. Ты топорщишь его в сторону – а оно должно быть скрыто за углом. Коленом работай меньше, корпусом – больше. Уклон в сторону – выстрел – нырок назад. И снова, и снова, и опять. Ты же рукопашник, двигаться умеешь. Вот и отталкивайся от своих навыков…

– …Внимание на голову. Из-за укрытия нужно вылезать не сверху, а справа или слева – но если нет возможности, если выглянуть можно только сверху – то голову держи не прямо, а запрокидывай назад. Иначе в ту секунду, что ты вытащишь наружу свой лобешник – в него же и словишь. Если же ты чуть запрокинешь голову – профиль лба уже становится меньше. Пусть на три-пять сантиметров – но меньше. Плюс – он скошен и в результате попадания вероятность рикошета куда выше. И это тоже шанс выжить…

– … Никогда не торчи на одном месте, – рассказывает он. Сейчас мы треним передвижения – и я бегаю от укрытия к укрытию словно в жопу стреляный конь. Укрытия разные – здесь и шкаф с инструкциями из пультового отсека, здесь и обеденный стол, перевернутый на бок, здесь и диваны из комнаты отдыха – и каждый раз мне приходится прикидывать, как использовать очередное укрытие наиболее эффективно, с какой стороны вылезти для выстрела и куда бежать потом. – Это такая же ошибка новичков, как и локоть, как и колено, как и многое другое. Всегда необходимо перемещаться. Отстрелялся – меняй позицию. Даже если тебя некому прикрыть. Одно из семи золотых правил: если ты жив – ты стреляешь; если ты не стреляешь – значит, ты перезаряжаешься; если не перезаряжаешься – ты передвигаешься; если не передвигаешься – ты мертв.

– …Сколько же вас учат там, в Доме? – спрашиваю я. Мы сделали передышку, сидим в креслах у включенных мониторов, транслирующих жизнь Гексагона во всей красе, и жуем рацион. – Сколько по времени? Год? Три? Или больше? Это же чертова уйма знаний и умений… Я так понимаю, что бойцы Дома знают все о том, как стрелять, как двигаться, как и куда убивать любой механизм…

– Информации море, – кивает Комбриг. – Вся матчасть, полностью – ТТХ по каждой машине, по каждому стволу. До винтика. Стрелковка – нас дрочат так, что ствол становится продолжением твоей руки, так что промах становится почти невозможен. Все о номенклатурах патронов, начиная с пять-сорок пять и заканчивая тридцатым и даже пятьдесят седьмым калибром – и баллистические таблицы, и тактико-технические характеристики, такие как прицельная дальность, или угловые минуты, или энергетика пули, или даже вес… И все это наизусть, чтоб от зубов отлетало. Тактика – от и до, все хитрости, все наши наработки. Медицина – для кого-то основы, а для кого-то и углубленно. Выживание в паутине. Физуха. И многое другое. Прорва информации, миллион повторений, чтобы вбить навык в подкорку до автоматизма, годы работы и тренировок. Это начинается с самого детства и продолжается до Инициации. У большинства наших детей нет детства – с самого начала они поставлены на службу общине. И по-другому нам нельзя – иначе Дому просто не выжить.

– Ты как-то сказал, что не был в Доме уже пятнадцать лет… – задумчиво говорит Васька. – У тебя никого нет? Ни родных, ни близких? Как можно уйти на такой срок?

Комбриг долго молчит. Лицо – словно он вернулся на пятнадцать лет назад и видит сейчас наяву все то, что происходило тогда.

– Да, у меня была семья, – наконец медленно говорит он. – Жена… Ребенок… Даже двое пацанов – но второй погиб совсем мелким. У нас это нередко – община выживает как может, и многих детей с пороками мы отправляем в Отработку. Мы – Спарта. Была такая древняя страна, где младенцев с пороками развития сбрасывали со скалы. Было двое, остался один… И, конечно, я очень надеюсь увидеть его снова. Мы не могли знать, что уходим на такой срок. Подумать только… четверть жизни! Задача стояла – подняться до нулевого и осмотреться, добыть информацию и разведать безопасную дорогу. Но все вышло иначе.

– А сколько ему было?

Комбриг вздыхает.

– Прошло столько лет и столько событий… что я, к стыду своему, уже и не вспомню. Большой уже был. Тринадцать?.. Пятнадцать?.. Около того. Но здесь я спокоен – я дал пацану правильное направление. Толчок в жизнь. Да и община приглядит. И все же вы не представляете, как мне хотелось бы увидеть, каким он стал…

– Как можно уйти на столько лет? – спрашивает Васька. Я смотрю на нее и вижу на лице горечь и недоумение. – Пусть даже ты и не знал… Я понимаю, что ты получил задачу… долг, там, обязанности и прочие высокие цели… Но ведь получается, что между долгом и семьей ты выбрал долг?

Комбриг снова долго молчит. Кажется, он подбирает слова. Я понимаю, что вопрос этот трудный – но я уже неплохо знаю Комбрига и примерно представляю, каким будет ответ. Тем более что и батя Ефим сказал бы так же.

– Ты не воспитывалась в Доме и потому не можешь судить, – говорит он наконец. – Долг перед общиной, перед Родиной – сильнее долга перед семьей. Но ты не делаешь выбор между Родиной и семьей, как ты только что сказала. Нет. Истина в том, что понятие Родины и семьи неразделимы. Выбор здесь таков: или ты выбираешь жизнь твоей Родины – а значит, и семьи – или их смерть. Потому что если ты сможешь позаботиться о своей Родине – Родина позаботится о твоей семье. Худо ли бедно ли – но позаботится. Враг же, когда он придет на твою землю, – не будет заботиться ни о ком. Под нож пойдут все, отсидеться не получиться. Твоя семья и родные тебе люди будут жить только тогда, когда жива будет твоя Родина. Твоя община. Вот что вам нужно понять.

Следующие дни я много думаю над этими его словами. Я очень завидую Комбригу – и Дому, люди которого живут по этому принципу. Один за всех – и все за одного. И снова в моей голове звучат Васькины слова о Доме как о крепком орешке, который цел сам в себе, который способен выдержать любые испытания, пока люди в нем спаяны одной целью, не разделены внутренними противоречиями. И какой же дикий, безумный контраст с Гексагоном вижу я – с Гексагоном, где люди-крысы насмерть грызутся друг с другом за пачку галет и банку тушняка. Общество, подверженное коррупции, общество, где каждый думает только о себе, а не о всех вокруг, общество, разъединенное само в себе, – нежизнеспособно. И вот прямо сейчас Комбриг своими делами доказывает это.

Наша подготовка меж тем почти закончена. Транспортный цех, Электроцех, Ремонтный, Склады, Оружейный цех, Пищеблок, канализационщики – с нами. С нами десяток отрядов с Общих работ. И Бордель – тоже наш. Как поржал недавно Смола – это самое главное, это повышает боеспособность крысюков… Остальные – в предчувствии. И в ожидании. И я с полным правом уже могу сказать, что мы справились. На исходе последняя декада – и этот день уже назначен. Уже совсем скоро, уже через сутки, в первый день новой декады, когда капо расслаблены после Норы, когда администрация занята подсчетом планов, нарядов и процентов на предстоящую декаду.