Илья Рясной - Майор Казанцев и Европейский Халифат

- Эх, если бы все ограничилось таким карнавалом, - поморщился Католик. - Нет, бластеров и звездных крейсеров не будет. Все гораздо хуже…

А ведь он и, правда, хотел договориться - сейчас мне это стало совершенно ясно. Может, и не врет про Вторжение? Ощущалась в этом мире какая-то иная чуждая сила. Тогда может, действительно, нам надо договариваться?

Ответа у меня не было. Но все существо протестовало против договора с той стороной.

- Дест, - произнес я. – Вы тысячи лет терзали человечество. Сеяли хаос, зло.

- Не мы. Человечество сеяло их само. Мы лишь немножко подталкивали. Но это наш хаос и зло. А что там, за пределами нашего мира? Может, нечто тысячекратно худшее? То, чему человек вообще не нужен. Или нужен, как пища. Не в буквальном смысле. Есть вещи куда страшнее.

- Куда уж хуже? – скривился я.

- Куда? – воскликнул Католик. - Понимаешь, это все сущая ерунда – геноцид, кровь, вражда. Человек через смерть выходит из плена этого мира. И уходит в новую жизнь. На новый круг. А если плен заключен в самом на веки предопределенном тесном кругу неумолимых перерождений? Если выхода нет? Вот что страшно, Старьевщик. Очень страшно.

- Зачем нужен тебе именно я?

- Знаешь, почему меня зовут Католиком?

- Без понятия, - искренне ответил я.

- Это не вероисповедание. Скорее, от слова катализатор. То, что запускает реакцию. Цепь событий. Без чего не прорастет зерно – информационная структура, сжатая в Предмете. Ты такой же, Старьевщик. Предмет и ты – это единство и взаимопроникновение. Только тогда следует цепь изменений. Только тогда.

Я внимательно посмотрел на собеседника. Что-то совершенно нечеловеческое сейчас виделось в нем. Какая-то вселенская сила играла им.

Но мне кристально ясно было одно. Даже если и имеется в его словах рациональное зерно, идти ему навстречу нельзя. Ни при каких условиях.

Значит, остается героически пасть в неравной борьбе. Броситься на амбразуру. Шансов у меня исчезающее мало. Ну, хоть не пасть забитой мясником бессловесной овцой.

Или все же есть выход?

Я покосился на Иву. И ощутил, как в глубине моего существа поднимается упругая волна. На ее гребне были воспоминания из прошлых миров. О том, как Ива предала, а потом спасла меня там, на Тибете. Может, все повторяется?

Какая-то внутренняя целеустремленность возникла у меня. Будто сжал в комок все эти воспоминания и попытался втиснуть в сознание Ивы.

Не экстрасенс я и не колдун, хотя и бывают у меня редкие прозрения. Но сейчас мной владело всепоглощающее чувство, что я мысленно способен достучаться до чужого разума.

Секунда, другая – они были как вечность.

И я победил! Достучался! Рывком, как кувалду, опустил на ее голову знание!

Ива вздрогнула. Всхлипнула. Я прямо физически ощущал, как в потоках боли мечется ее душа, пытаясь вырваться из наложенных Католиком оков.

Потом она взглянула на меня. И нажала на спусковой крючок «Вальтера».

Тяжелая пуля отбросила меня назад.

- Дура! – зашипел Католик.

Ива заорала дико, как-то нечеловечески. Продолжая кричать, она повернулась к Католику. И всадила ему пулю в грудь. Тот рухнул на пол.

Эта бешеная Валькирия походя уложила двух человек, которых можно отнести к одним из самых опасных на этой планете.

Я упал на постамент, где лежали уже две пластины. Кровь моя заструилась по их белому золоту и загадочным письменам.

Сознание плыло. Я уходил. И напоследок сделал главное. Произнес всплывшие в моем сознании, как пробки в воде, фразы из языка предтеч, являвшегося ключом.

Свет мерк, и я проваливался в вибрирующую и, кажется, живую тьму. Но я был уверен, что, в целом, все прошло как, надо.

Если не считать, что меня убили…

- Зажали, ублюдки, - прошипел зло Леший.

Да уж, зажали нас крепко. Загрохотала автоматная очередь, и по куску металла, отделявшему нас от толпы ошалевших от жажды крови выродков, градом забарабанили пули.

Пути отступления отрезаны. Да и как отступать? Не для того мы сюда пришли.

Как мы попали в ловушку? Да очень просто. Сначала все шло слишком гладко. Всего несколько минут назад скользили по району проведения специальной операции мы темными тенями, в специальных костюмах, защищающих от средств инфракрасного обнаружения. В вышине реяли беспилотники, передающие картинки и готовые нанести по моей команде сокрушительный удар.

По оперативной информации основные силы противника ушли из лагеря. И слава Богу, поскольку их тут было немало – усиленный батальон исламских стражей. Он занимался охраной заключенных, а заодно использовался в нескончаемых кровавых карательных акциях. Хотелось бы, конечно, поговорить с ним по душам, на языке артиллеристских и бомбоштурмовых ударов. Но свирепые каратели ушли, оставив неизвестное нам число шахидов, которые будут до конца защищать свои позиции и которым надлежало здесь умереть всем до единого.

Прямой, в лоб, штурм лагеря грозил большими потерями с нашей стороны. Такое уже бывало. Затянут басмачи на территорию побольше наших солдат. А потом рванут все заранее заложенными фугасами, пока мы строим из себя сестер милосердия и освобождаем еще недавно обреченных на лютую смерть заложников. Так и здесь было задумано. По агентурной информации, взрывчатку сюда моджахеды завозили всю последнюю неделю. Рассчитывали на знатный фейерверк.

Вчера наши войсковые разведчики взяли языка – офицера исламских стражей. Тот гордо и упорно молчал, твердо решив отправиться к гуриям, но не проронить ни слова неверным свиньям, какими бы карами они ему не угрожали. Мол, пусть хоть повесят, хоть похоронят в свиной шкуре. Аллах разберется, кто истинный шахид.

Вот только этому исламскому офицеру сильно не повезло. Потому что как раз к его допросу подоспел я со своей группой. И взялся за допрашиваемого по всем правилам науки, которой не учат ни в одном учебном заведении – как за минимум времени превратить твердокаменного фанатика в расплав, из которого можно лить любые фигуры.

Эскулап хорошо меня учил. На исламского стража мне понадобился час упорной работы. Но все затраты энергии оправдались. Мы получили четкие сведения о планах противника. И, главное, о схеме зарядов, заложенных на территории концлагеря.

И мы отправились на вылазку. Это был единственный способ предотвратить большую беду и спасти тысячи жизней.

Нас было полтора десятка бойцов. К лагерю подходили с трех сторон. Вчера изнуряющую жару омыл щедрый дождь, так что пробираться приходилось по влажной грязи. Она налипала на тяжелые берцы, еще больше утяжеляя их и затрудняя движения. Но ведь никто и не рассчитывал, что будет легко. Главное, погода летная, а ночь темная – через тучи лишь расплывчатым пятнышком слабо проглядывала долька Луны.