Руслан Муха - Меняя Судьбу

— Не нужно, — как-то нехотя ответил отец.

— И я могу вернуться в школу? — я обернулся, с интересом уставившись на отца — он мрачно глядел в пол, скрестив грозно руки на груди, и отвечать не спешил.

— Понимаешь, Ярослав, — вдруг вклинилась в разговор мать. — Сейчас не самое лучшее время возвращаться в школу.

— Это еще почему?

Мать замялась, перевела взгляд на отца, словно бы ища от него поддержки.

— Потому что, если родители учеников узнают, что в школе оборотень, они начнут забирать детей, — ответил отец сухим тоном.

— Бабулина идея? — зло усмехнулся я.

— Нет, так всем будет лучше и тебе в том числе, — отчеканил он. — Тебе лучше продолжить учебу дома и готовиться к поступлению в академию.

Я чувствовал, что еще немного — и я взорвусь от гнева. Одна только мысль о том, что я до конца года просижу дома, практически не имея возможности продолжить искать убийц родителей, приводила меня в бешенство. И какого черта я буду торчать дома? В военную академию я поступил без проблем: все прекрасно знали, что я оборотень, но там никому и в голову не пришло забирать своих отпрысков. Я был уверен, что родители ошибаются, а еще я прекрасно понимал, что идея принадлежит бабуле: запереть меня дома, перестраховаться, лишний раз не позориться — это очень в ее духе.

Мать, видя мое состояние, поспешила сгладить острые углы:

— Возможно, все не так плохо, — с укором посмотрела она на отца, подошла ко мне, принявшись гладить по плечу. — Крюген обещал нам лекарство, которое будет сдерживать сущность волка. Ярослав сможет его принимать в дни учебы, а в выходные дни сможет дома продолжать учится контролю.

— Отличная идея! Я согласен! — слишком резко воскликнул я, буровя взглядом отца. Я видел, что он сомневается, причин отказывать не было, но и уступать он почему-то не хотел.

— Весной, — отчеканил отец, — ты вернешься в школу весной, когда все слухи утихнут.

Не дожидаясь ответа, отец стремительно покинул гостиную. Это означало, что разговор окончен и обсуждению больше не подлежит.

— Не переживай, он успокоится, — сказала мама, — я поговорю с ним. Кстати, не думала, что ты настолько хочешь вернуться в школу, — она игриво заулыбалась. — Наоборот — всегда считала, что тебе там не нравится. Что-то изменилось, дорогой?

— Нет, просто надоело сидеть здесь взаперти, — отмахнулся я, ища взглядом рубашку, которая невесть куда запропастилась.

— А ты не влюбился ли часом, сынок? — мать усмехаясь сощурила глаза.

— Нет, с чего ты взяла? — вскинул я брови, продолжая шарить глазами в поисках рубашки.

— Ты в последнее время странно себя ведешь, вот я и подумала… — мать многозначительно улыбнулась, протянув мне рубашку.

— Странно? — изобразил я удивление, а лицо мамы вдруг резко переменилось, когда её взгляд вперился в мой бок.

— Он почти исчез! — радостно воскликнула она.

Я тоже посмотрел — шрам и вправду посветлел, а черная полоска стала едва заметной.

— Отлично, значит, переживать не о чем! А то я уже подумала, что нам лучше завтра остаться дома и не ехать на именины Матильды, — сказала мама, чмокнула меня в щеку и умчалась прочь из гостиной, потому что в холле послышался стук в дверь, а после раздался старческий голос Крюгена.

Я начал надевать рубашку, но вдруг застыл. Шрам снова начал стремительно наливаться чернотой, с каждой секундой увеличиваясь. И теперь это был не просто почерневший шрам, теперь я мог разглядеть слабые темные контуры, вырисовывающиеся знаки и линии прямо под кожей. Я поспешил поскорее застегнуть рубашку. Вот только этого мне сейчас не хватало!

Ночью я спал плохо, несмотря на то, что Крюген снова дал мне снотворное, меня разбудил жалобный вой. Скулили в углу. Без сомнений — это снова был домовой.

— Чего воешь? — громким шепотом спросил я.

Домовой зашуршал, ухнул словно филин и косматым шаром юркнул куда-то в ванную.

— Ху-у-у! — протяжно взвыл он уже оттуда и резко замолк.

Ясно — домовой что-то почувствовал, теперь предупреждает о беде. Все это мне едва ли нравилось.

Я встал с постели, щелкнул светильником, кристалл светоносной ойры из тусклого быстро набрал интенсивности и ярко осветил комнату. Я подошел к выключенному театральному зеркалу, без трансляции оно использовалось зачастую как обычное зеркало. Прямое же его назначение — трансляция в режиме реального времени с различных театральных, музыкальных, новостных и прочих площадок по всей Славии.

Я задрал пижаму и уставился на шрам. От Крюгена проявившиеся черные символы удалось скрыть, ему их видеть ни к чему. Когда дело касается чародейства, медицина зачастую бессильна. Крюген мне ничем бы не помог, только родителей бы напугал и испортил мне все планы.

Но и все же шрам требовал пристального внимания. Теперь на боку вокруг пореза начал отчетливо вырисовываться черный круг с шестью острыми лучами и знаками между ними. Сомневаться не стоило в том, что чернокнижник меня или проклял, или оставил метку, или еще что-то вроде того.

Только не ясно, чем это мне грозит. Решил, что сегодня на бабушкиных именинах найду первую попавшуюся ведьму и заставлю посмотреть метку, в крайнем случае, покажу бабуле. И после уже буду решать, как быть дальше.

Спать решительно не хотелось, поэтому я решил в очередной раз прогуляться к родовому древу и попробовать призвать предков к ответу.

Надел тапки, накинул пальто и тихо спустился вниз. Ночь стояла морозная, ясная и безветренная, заснеженное древо рода красиво переливалось силой сквозь снег. Я поклонился, приветствуя предков, произнес:

— Славься Род, Славьтесь Гарваны, Славьтесь предки.

Древо засияло ярче, приветствуя меня в ответ.

Неспешно я подошел к стволу, положил обе руки него и закрыл глаза:

«Предки, отзовитесь, мне нужны ответы», — мысленно произнес я.

Как и в прошлые разы, ничего не происходило. Я стоял с закрытыми глазами, прислонившись лбом к стволу древа, уже особо ни на что не рассчитывая, но продолжая бездумно призывать предков.

И вдруг почувствовал толчок силы — словно теплая волна прошла от корней к верхушке древа, вспыхнув радужно ветвями. Подул порывистый ветер и в один миг ночное светило заслонили тучи. Стало темно.

«Алтэ», — раздался в голове словно бы издалека мужской голос, он назвал меня истинным именем, которое знали только предки. И, кажется, я узнал этот голос.

— Деда? — спросил я и невольно начал я шарить глазами.

И сразу же увидел рядом — слабый, едва различимы силуэт — фантом, будто сотканный из тумана и колышущийся от легкого ветерка. Я подошел ближе и смог различить нечеткие черты лица Богдана Гарвана — моего дедушки.

— У меня мало времени, Ярослав, — голос словно бы одновременно звучал и в голове, и снаружи, а фразы доносились так, как будто бы их издалека приносил ветер. Проекция, я знал, что это лишь иллюзия, кроме меня деда больше никто не видит.