Руслан Муха - Воронов дар. Играя с судьбой

Запах в воронятне сегодня едва ли можно было назвать приятным, несмотря на то что Савелий здесь регулярно убирал. Но Милу, на удивление, он нисколько не смутил. С ее лица не сходила завороженная полуулыбка, она с неподдельным интересом неспешно рассматривала все вокруг.

Вороны засуетились и загалдели при нашем появлении, несколько и вовсе перепуганно шмыгнул прочь в окно. Гарыч тоже был на месте, важно взирал на нас, сидя на самой высокой жерди — эдакий царь на троне. Он не спешил приветствовать меня, не спешил демонстрировать свои речевые способности, а пока только присматривался и изучал незнакомку.

— Он здесь? — Мила вопросительно улыбнулась, медленно обведя взглядом всех воронов в башне.

Я усмехнулся и указал взглядом на Гарыча:

— Он присматривается к тебе.

— Я могу ему не понравиться? — растерянно улыбнулась Мила и, кажется, даже испугалась такому предположению.

— Ты не можешь не понравиться, — отмахнулся я и обратился к ворону: — Гарыч, дружище! У нас гостья, не хочешь поздороваться?

Гарыч повернул голову набок, продолжая изучать Милу, а затем размеренно и лениво протянул:

— Здор-р-рова.

Мила весело расхохоталась, заблестели от восхищения ее глаза.

— Здравствуй, Гарыч, — приветствовала она его с таким почтением, словно здоровалась по меньшей мере с королем. — Меня зовут Мила.

— Ми-ла, — по слогам произнес ворон и добавил: — Гость.

Затем он резко вспорхнул, перелетев на подоконник поближе к нам.

— Можно его потрогать? — спросила меня Мила, нерешительно протянув к ворону руку. — Он ведь не укусит?

— Ты это у него спроси, — усмехнулся я.

Мила снова звонок засмеялась, потом повернулась к ворону и вежливо спросила:

— Гарыч, я могу тебя потрогать?

Гарыч переступил с лапы на лапу, словно бы сомневаясь, а затем небрежно согласился:

— Трогать.

Мила осторожно коснулась его крыла, Гарыч без всякого стеснения и осторожности начал взбираться ей на руку. Мила не испугалась и даже не обратила внимания, что ворон царапает ее руку, пачкает манжет белоснежной кофты. Она вела себя очень естественно, словно бы всю жизнь имела дело с хищными птицами. Мила держала его на вытянутой руке, внимательно наблюдая за ним и не переставая завороженно улыбаться.

Ворон же глазел на ее довольно крупный золотой медальон на шее, очень придирчиво так глазел, словно бы оценщик в ломбарде, пытающийся прикинуть его стоимость.

— Хороший Гарыч, — улыбаясь, приговаривала Мила, поглаживая ворона по спине, но он не обращал на нее внимания, он был намертво прикован к медальону на тонкой золотой цепочке. Никогда не замечал за Гарычем такого интереса к золоту.

Вдруг Гарыч резко наклонился к Миле. Она вздрогнула и вскрикнула от неожиданности. Сначала мне показалось, что он ее клюнул, но нет. Гарыч вцепился клювом в медальон и теперь тянул его изо всех сил.

Я быстро среагировал, забрал ворона с руки Милы, ухватил его за шею, начав вытягивать из клюва медальон.

— Ах ты ж паразит, разве так можно с гостьей?! — выругался я, пытаясь расцепить клюв, но Гарыч вцепился в него мертвой хваткой и никак не желал отпускать.

— Осторожно, только не делай ему больно, — попросила Мила, придерживая рукой цепочку так, чтобы Гарыч ее не порвал.

В конце концов ворон не выдержал моего натиска и отпустил золотое украшение. Мила поспешила отойти от него на безопасное расстояние.

— Что на тебя нашло, дружище? Разве так можно? — вполне серьезно поинтересовался я у уже отлетевшего обратно на жердь ворона.

Он бросил в мою сторону виноватый взгляд, каркнул:

— Можно! — и обиженно отвернулся.

— Плохой ворон! — пожурил я его напоследок.

И Гарыч то ли согласился, то ли имел в виду что-то другое, но тоже повторил:

— Плохой.

— Не ругай его, — попросила Мила, убирая медальон за пазуху. — Медальон цел и цепочка не порвана, все хорошо. Он ведь ворон, а они как известно, любят все блестящее.

— Да, любят, но не Гарыч, — задумчиво сказал я. — За ним такого раньше не замечал.

Мила, расстроенная происходящим, поджала губы, тоскливо взглянула на Гарыча, а после предложила:

— Может покажешь остальное поместье?

Мы покинули воронятню и отправились осматривать оставшиеся помещения. Напоследок нашей экскурсии я оставил родовое древо. И когда я показал Миле все общие комнаты, мы отправились вниз во внутренний двор.

Мила долго и задумчиво смотрела на родовое древо, мерцающее в сумерках разноцветными листьями. Я ей не мешал, просто молча любовался ею, точно так же, как в прошлом, когда она впервые пришла с родителями к нам на ужин. Этот эпизод из прошлого повторялся практически точь-в-точь. Здесь в тот вечер я впервые ее тогда поцеловал. Но сегодня я не мог себе такого позволить.

— Наше древо было меньше, — печально и задумчиво сказала Мила. — Так странно — больше не чувствовать родовую силу. Я жила с ней всю жизнь, и вдруг, все резко прекратилось. Словно бы часть меня вмиг умерла.

Наверное, я ее понимал, как никто другой — то же самое чувствовал я, когда сожгли наше родовое древо.

Мила неспешно подошла к древу, коснулась рукой ствола, древо никак не отреагировало, не замерцало, как делало обычно, когда его касались члены рода.

Мила горько усмехнулась, взглянула на меня:

— Мама говорит, что я смогу вернуть силу, когда выйду замуж за родового чародея.

— А если не за родового?

— О, только за родового, — иронично протянула она, рассмеявшись. — И никак иначе.

— А Григанский? Его род использует родовое древо Шаранских. Если бы ты вышла замуж за него, тебя не приобщили бы к роду, только ваших детей. — Мне едва ли стоило заводить подобную тему, но я не смог сдержаться.

— А с чего ты взял, что я могла бы стать женой Борислава? — вполне искренне удивилась Мила.

— Видел, как он тебя обнимал в столовой, — пожал я плечами, — вот и подумал… Да и он почему-то решил, что между вами может что-то быть или уже есть.

Мила смутилась, опустила глаза, но быстро взяла себя в руки.

— Я просто не хотела его обижать, — вдруг очень серьезно посмотрела она на меня. — Я могла отреагировать резко, могла с ним поссориться, но это неправильно. Мама говорит, что я не должна ни с кем ссориться в школе. Наоборот, я должна стараться и со всеми дружить. Это пригодиться мне в будущем.

Я неодобрительно покачал головой, неприятно удивившись тому, насколько сильно Луиза Арнгейер забивает голову своей дочери этой чушью.

— Невозможно быть хорошей для всех, — довольно грубо произнес я, — разве твоя мама этого не понимает? Лучше оставаться собой и не предавать собственные чувства и принципы.

— Ты можешь себе такое позволить, но не я. Я здесь чужая, — Мила грустно взглянула на меня, снова коснулась древа, ласково поглаживая его кору. — Но я и не слишком предаю собственные чувства, если ты об этом. Наши одноклассники не так уж и плохи. Знаю, у тебя с ними сложные отношения, как с тем же Бориславом…