Руслан Муха - Воронов дар. Изнанка прошлого

— После того как мы заберем тайник Инесс и вернемся в Варгану — что будет дальше? Ты ведь не сможешь не спать долго. Даже с зельями продержишься неделю не больше. И в итоге все равно уснёшь. Организм не справится, ты потеряешь сознание или заснешь, сам того не заметив, а когда проснешься — снова все забудешь.

— На этот случай мы должны что-то придумать, — ответил отец.

— Какое-нибудь объяснение для тебя, — предположил я.

Отец кивнул, а я задумался. В голову ничего толкового не приходило.

— Как это произойдет? — спросил он, оторвав меня от размышлений. — Я проснусь и не вспомню, что делал последнюю неделю?

— Нет, это не совсем так работает. Ты не забудешь события, не забудешь, что делал, но можешь не вспомнить зачем именно ты это делал. Например, мое освобождение. Наверняка ты не вспомнишь ни слова из того, что я рассказал. Но моменты, не связанные с будущим ты запомнишь. Например, о том, что я помог сбежать Якобу, об Инесс и тайнике. Можно попробовать кое-что еще, — я подался вперед, а отец с любопытством покосился на меня.

— Мне удается сохранять чужие воспоминания, используя ложь, — пояснил я. — По крайней мере, несколько раз у меня уже так получалось обойти законы времени. Полагаю, что время не воспринимает ложь, как вмешательство в его ход. Правда, я пока и не пробовал преподносить с помощью лжи реальную информацию о будущем. Нам нужно придумать для тебя логичное объяснение всему происходящему, а также придумать, как я смогу преподнести тебе информацию об опасности, которая нам грозит в будущем.

— Та опасность, о которой ты все время талдычишь, и не опасность вовсе, — вздохнул отец. — Мы это уже обсуждали. Император получит, то что желает, ты отучишься в боевой академии и отслужишь положенные пять лет. Дальше сможешь вернуться домой и делать все, что пожелаешь. Думаю, этого предки и хотели от тебя, это ты и должен исправить. Когда я все забуду, все что от тебя будет требоваться — больше не своевольничать и не устраивать ничего подобного дуэли или дружбе с вурдами. Весной ты будешь еще дома, а летом уедешь гостить в императорский дворец. Мы почти не будем видеться, и я вряд ли стану снова подозревать в тебе слугу темного бога. И хорошо бы тебе придумать, как избавиться от воспоминаний о будущем. Это упростит жизнь не только нам всем, но и в первую очередь тебе. Не представляю даже каково тебе сейчас. И уж точно — я бы на твоем месте оказаться не хотел.

Я промолчал, не желая как-либо это комментировать. К тому же, что бы сейчас ни сказал отец, решение все равно принимать мне. Потому что в скором времени он обо всем забудет. И как бы я ни думал о решении, которое наверняка сможет уберечь нас от гибели — оно мне все больше и больше становилось ненавистно. Даже слова Инесс о том, что и умереть не жалко, зная, что император мертв — казались весьма заманчивыми.

Да, мне проще убить его, а после закончить жизнь на виселице, чем снова ему служить. Я даже невольно представил, как это будет: я обернусь волком на новогодние, когда он заставит меня сразиться с чудищем из запретного леса, и вместо чудища накинусь на него, вгрызусь в его горло, и буду рвать, пока не услышу последний удар его гнилого сердца. Его телохранители, конечно же, начнут атаковать чарами и стрелять, но они не успеют его спасти. Какие бы защитные артефакты ни были у императора, они его не уберегут от моей ярости и ненависти. Представив это, даже на душе стало как-то легче.

Но от этих кровожадных мыслей меня отвлек отец, словно бы услышав, о чем я думаю.

— Как только вернемся домой, напишу Михаилу Алексеевичу, что ты изменил свое мнение и мы с радостью примем предложенную им стипендию.

И снова я промолчал. Потом спросил:

— А если императора убьют?

Отец опасливо оглянулся, словно на заднем сидении мог быть кто-то еще, кто бы услышал, о чем мы говорим.

— Ты имеешь в виду Инесс? — вновь уставившись на дорогу, спросил он ироничным тоном, который мне не понравился.

— Может быть, и ее, ты ведь и сам не отрицаешь такой возможности.

— Только если ей будет что предложить нам взамен. Это должно быть что-то очень существенное. Например, зелье энергии. Но чувствую, что скорее всего у нее его не будет.

— Смерть императора тоже неплохая плата. Возможно, мы сделаем одолжение для всей Славии, избавив ее от такого правителя.

Отец поморщился, и я его понимал. За одни только подобные слова в адрес Его величества, можно лишиться жизни.

— Если не станет Михаила, его место займет цесаревич. Думаешь, избалованный мальчишка станет правителем лучше?

— Никто не позволит Есению править самостоятельно. Наверняка великий князь Григорий возьмет над ним неофициальное регентство и будет контролировать каждый его шаг. Это бы всех устроило.

— А если у Инесс не получится? Да что уж там! Я более чем уверен, что у нее не выйдет убить императора. Ее поймают, выпить зелье правды и тогда она расскажет, кто помог ей вернуться к жизни и с какой целью.

И я не мог ничего возразить, потому что отец был прав. Шансов убить императора у Инесс ненамного больше, чем у меня.

Довольно долго мы ехали в молчании, пока я не сказал:

— Но ведь существуют теперь и другие опасности. Например, твоя затея с дуэлью против Григанского. В будущем подобного не происходило, и теперь я опасаюсь, что это может ухудшить наше положение. Ты должен отказаться от этой идеи.

Отец зло усмехнулся:

— Григанский не представляет для меня опасности. И я его уже вызвал на дуэль, так что ничего отменить нельзя. Она состоится на новогодье, вскоре вся Славийская знать будет об этом судачить.

Я тяжело выдохнул, осуждающе закачав головой.

— Мама знает?

— Пока что нет, ты узнал первым.

— Ты вызвал его на дуэль по зеркалу связи?

Отец кивнул и снова усмехнулся:

— Григанский не слишком-то обрадовался вызову, он тот еще трус. Но и отказаться не мог, понимал, что я сделаю все, чтобы вся Славия узнала о его позорном отказе.

— Что ты от него потребовал, в случае его проигрыша?

— Три вопроса под зельем правды. Я заставлю его сознаться.

— А он от тебя? — я напряженно уставился на отца.

Он поджал рот, явно не слишком желая отвечать.

— Пап, — позвал я, напомнив, что я все еще жду ответ.

— Помилование. Родомир хочет, чтобы мы отказались от прошлых обвинений, вернули денежную компенсацию и публично простили Быстрицкого, а также вернули в школу его сына. Ну и еще он желает, чтобы мы извинились перед ним за ложные обвинения.

Я выдохнул, требования Родомира хоть и унизительные, но едва ли нам чем-то угрожают. Больше я эту тему решил не поднимать, отговорить от дуэли отца уже не выйдет, потому что наверняка уговор был скреплен родовой клятвой. К тому же если он победит, мы наконец сможем добиться справедливости.