Zak Dummy - Когда богу стало скучно 4 том [СИ]

«Фу блять. Мерзость»

А так же безэмоциональную девушку, сидячую у трупа. Моя мастерка валяется в крови, а она вся голая сидит, смотря вверх. Её кожа так бледна. Не знаю почему, но видя её лицо, с которого стерли все эмоции и белоснежную, словно молоко кожу, которую запятнали кровью, я почувствовал, как сердце сжалось.

«Будто бы на картину гениального художника смотрю. Если она захочет, я могу отвести её в лагерь. Первое время буду заботиться. Не, не в пошлом смысле, просто помочь, не ожидая чего-то взамен.

Может это жалость, может любовь, может альтруизм. Не знаю, что именно, но почему-то мне хочется ей помочь. Я не пожалею об этом даже если она после вонзит мне кинжал в спину. Вот, что я чувствую, смотря на неё. Странное ощущение»

— А теперь все вернулись на места.

Девушка, которую я мучил аж поползла, сдирая локти и колена до крови, на своё место.

— Ну как. Ты довольна?

Я присел на колено, игнорируя лужу крови. Приблизившись к ней, я ощутил, как животе всё сжалось, но так приятно.

— А?

Её пустой взгляд упал на меня, а потом и на главаря.

— Да… Довольная…. Спасибо.

Сказав это, она вытянула руку.

— Можно пистолет?

«Вот значит, как. Наверное, этим и вызван мой к ней интерес. Жалко»

Я сразу понял, чего она хочет.

— Конечно.

Положив в её хрупкую и покрытую засохшей кровью руку пистолет, я помог ей сжать кулак.

— Тут предохранитель. В магазине должна остаться только одна пуля.

— Этого хватит. Спасибо.

Это произошло мгновенно. Она открыла рот, засунула туда дуло. Щёлк, выстрел и кровь брызнула мне в лицо.

«Ты, как и была со светом, так и умерла, не потеряв его»

Поцеловав её в лоб, я забрал пистолет.

«Как же мерзко на душе»

Все встали на колени полукругом перед телом, над которым продолжают сексуально изгаляться те двое.

— Достаточно.

«Жалко, но это её выбор. Я даже рад, хотя нет, я завидую ей. Она ведь смогла сделать то, чего я не могу, а может быть и боюсь»

Последний раз кинув взгляд за спину на бледную кожу девушки, выстрелившей себе в горло, я поморщился.

«Голова болит»

— Шкаф, встань сюда и ты с пирсингом.

Показав сбоку от себя, я дал приказ под неприятные удары боли по пульсирующей слабостью голове.

Они без слов встали по боком, туда куда я им указал.

— Не понял.

Посмотрел на стоящую сбоку от меня девушку с дрожащим толи от страха толи от боли ногами.

— Ммм.

Она задрожала ещё сильнее.

— На четвереньки.

«Она ещё не заслужила стоять со мной на одном уровне»

Окинув всех взглядом, она послушно села.

— Угу. А тебя как звать?

Повернулся я к шкафу, который то и дело смотрит то на ворона то на труп, затраханный им до смерти.

— Пххх.

Я не удержал смешок.

«Затраханный до смерти. Даже звучит, как шутка, но думаю он заслужил это. Хотя кто я такой, чтобы судить. Надеюсь, когда придёт моё время, кто-то не решит, что для меня подобная учесть самое то»

— Алекс.

— Ясно, Алекс. Кто она?

Подбородком показал на девушку, едва сдерживающую, чтобы не закричать от боли из-за пули в ноге.

— Жена.

Его глаза испуганно расширились, а кулаки сжались, готовясь напасть.

— И давно?

«У него с его агрегатом есть жена? Насколько же у неё там широкая дыра?»

Я посмотрел на девушку с неким восхищением.

— Шесть, шесть лет.

— Умм, дети есть?

Моя рука, скользнув по рукаву чёрной куртке, мягко вцепилась в мочку сломанного уха Алекса.

— Да, двое.

Сделав паузу, он, предвидев мой следующий вопрос, ответил.

— Мальчик и девочка. Три и пять лет.

— Ясно, ясно. Где они сейчас?

Его руки затряслись сильнее, пот начал стекать со лба.

— С другими детьми в комнате. За ними наблюдает Лалатина.

— Вот оно-как. Лялятина значит. Забавное имечко.

«Ну хотя бы они не стали показывать это зрелище детям, видимо хоть, что-то у них человеческое осталось»

— Стой тут. Двинешься она сдохнет.

«Ворон, следи за ним»

Играючи перепрыгнув труп и лужу крови, я подошёл к отступившей жене Алекса.

— Эй, открой ротик.

Я провёл по её розовым губкам. Они так соблазнительно дрожат, а её кожа такая бледная из-за потери крови. Я аж сглотнул.

— Ну же не заставляй меня повторять. Я и возбудиться могу, так что скажи аммм.

Периферийным зрением я заметил, что Алекс неуверенно шагнул в мою сторону, но стоило ворону посмотреть на него, как он остановился.

— Хорошая девочка. Люблю покладистых.

Зажмурившись, она открыла ротик. Я закинул два шара и закрыл рот рукой.

— Глотай.

Сглотнула. Лицом приблизился вплотную к её ушку.

— Как только появятся уведомления вложи всё в живучесть.

Почесав нижнюю губу зубами, добавил.

— Ослушаешься… Следующем, что окажется в твоей глотке будет глаз твоей дочурке.

Мои глаза были закрыты, я хотел полностью насладиться теми звуками страха, что издаёт её тело. Поэтому я и сполна насладился внезапным напряжением её тела.

— Поняла меня?

Она судорожно закивала.

— Хорошо.

Поцеловав её в лоб, я вернулся на своё место, но перед тем повернуться к толпе, тыльной стороной ладони легонько ударил Алекса по груди.

— Это твоя награда.

Стоило мне только повернуться, как уже раздались, словно падающее домино, вздохи удивления. Все взгляды присутствующих прицепились к исцелённой ноге девушки.

— Дальше ты.

Присев, смотря на девушку с пирсингом, я взял её окровавленные щёки в свои холодные руки.

— Я не спрошу твоего имени, не спрошу сколько тебе лет, с какого ты города, что ты обо мне думаешь, что любишь есть на завтрак, какой размер члена предпочитаешь. Мне плевать. И тебе должно быть плевать. Уже плевать. Ты теперь не человек и даже не животное. Ты ведь, вещь, принадлежащая мне.

Ладони сжали её щёки, но не сильно.

— Когда я говорю взять ты не спрашиваешь зачем и почему, ты просто бежишь на то, что я указал. Когда я говорю раздвинуть ноги, ты не спрашиваешь зачем, ты только лишь, раздвинув, можешь уточнить, удобно ли мне тебя трахнуть так или же раздвинуть сильнее. Когда я иду куда-то ты следуешь за мной, если я не сказал обратного. Ты меня поняла.

Она закивала.

— Ты кажется, кое-что не поняла

Пощёчина, лёгкая по она поморщилась.

— Это не вопрос. Это констатация факта. На него не надо было отвечать.

Мои глаза вдруг забегали. Я вспомнил, нечто чёрное, пустое, а сердце сдавило давняя боль.

— Знаешь, я всегда хотел щеночка.

Так внезапно вспомнив те глаза, смотрящие на меня, тот дождь, игнорируя который я почти час смотрел на него в нерешительности. Я знал тогда, что родители не примут собаку, а если и примут, то будут относиться к ней, как к мусору.

— Гав.

Она опередила меня. Улыбка сама собой растянула губы. В груди стало так тепло, что слеза прокатилась по щеке.