Zak Dummy - Когда богу стало скучно 4 том [СИ]

«Надеюсь они все подохнут»

— И вот даже зная всё это, мы ничего не сказали. Знаете почему? Почему мы терпели? А я вам скажу, скажу то, что вы итак знаете, но боитесь сказать. Мы не хотим страданий. Мы не хотим, чтобы кто-то страдал. Не хотим, чтобы ещё не устаканившийся лагерь пережил смену правительства, даже такого. Не хотим, чтобы ещё больше умерло детей, ещё больше людей голодало. Мы не хотим страданий, потому что мы люди, мы хотим лишь, чтобы к каждому из нас относились с уважением.

«С уважением? А вы заслужили его? С какого хера я должен вас уважать просто потому, что вы есть? А вы меня уважаете, уважаете дядю или же других смельчаков? Я что-то не вижу, хотя мы как никто другой достойны уважения»

Её голос всё так же громок, но уже стал мягче, как и язык тела. Она словно убаюкивает ребёнка. А все смотрят практически не моргая, лишь некоторые всего три от силы пять человек, слушают с явным отвращением. Я их запомнил.

«Я, я думал, что многое понимаю в людях, но видимо ошибся. Мне уже не кажется тирания, чем-то плохим. Неужели эти животные и есть люди? Неужели я стремлюсь стать похожими на них? У них всех есть свет, но в самом деле ли этот свет — это свет?»

Я посмотрел на тридцать ярко-переливающийся зеленоватым огоньков цветов.

«Может это клеймо? Клеймо отбросов?… Я уже ни в чём не уверен»

В усталые глаза лезут волосы, сколько бы я их зачёсывал они все равно лезут. Раздражение усиливается, сухость во рту с неприятным привкусом, чувство тошноты, холод в ногах, жар на затылки, чесотка на шее.

Выпадов из реальности всё больше, но на удивление это не помешало мне понимать, что она говорит.

— Но нашу силу, товарищи, приняли за слабость. Он и ему подобные наивно считаю, что мы добрые люди, относящие друг к другу люди с уважением и даже любовью, просто слабохарактерные трусы. Разве это справедливо? Я вас спрашиваю, разве это справедливо?

«Посмотрел бы я сколько ваша любовь друг к другу продержится после того, как закончиться еда»

— Нет!

Практически все ответили ей.

— Вот и ответ.

Кинув мне ту фразу, она продолжила смотреть на заведённых людей, что уже начали перешёптываться.

«Не понимаю, я не могу понять»

Я лишь не веря в услышанное наклонил голову в бок, смотря то на эту суку, то на отбросов, у которых вижу свет. Яркий такой, что светит у их лбов.

«Не могу понять. Это же не логично, нет логики. Она ведь просто манипулирует вами, ещё и так нагло. Видимо хочет построить оппозицию, чтобы когда-то в будущем свергнуть Дядю и самой занять его место. Это ведь так очевидно.

Но раз очевидно то, тогда почему они повелись? Я, конечно, читал о подобном, знаю в общих чертах, как работает черепная коробочка людей, но видеть подобное собственными глазами, это совсем другое.

Насколько же жалкими нужно быть? И мне с ними придётся работать? Доверить им свою спину, защищать и учить их? Я и так рисковал жизнью ради них и что получил взамен, как и я так и другие?

Ненависть и презрение? Они, что думаю, что и в правду страдают? Неужели девушки, торгующие телом, оставаясь при этом в безопасности, страдают? Неужели родители на чьих руках умер ребёнок от голода страдают? Это же был их выбор.

Они выбрали не выходить наружу, они выбрали работать меньше. Как я слышал от Ритца и Дяди, работы в лагере завались. Ещё много домов не оборудовано для скота, много километров земли не вспахано ещё больше не засеяно. К тому же за этими полями нужно постоянно следить. Люди просто не хотят работать физическим трудом. Они больше балду гоняют из-за этого и получают мало.

Да в общем ситуация плачевная. Даже очень, но в такое время это самое лучшее, что может быть. При том, что всё идёт в гору. Я даже хотел раздавать всем шары бесплатно, чтобы они вкладывали всё в живучесть. Это бы уменьшила смертность и улучшила общий уровень жизни…

Я и правду хотел помочь, но сейчас видя всё это…. Я даже не знаю, что отвратительней. Их злобные глазки на искажённых злобой лицах или же та картина из второго лагеря, что встретила меня на входе»

Я уже перестал думать, рассуждать, делать выводы, я всё для себя решил. Все краски в мире исчезли, всё теперь кажется таким блеклым и чёрно-белым. Тени такие грязные, а звуки отвратительные. Их ревнивые перешёптывания, заставляют пожалеть о том, что я вернул слух.

Одно моргание, тень застелила глаза. Ни мыслей, ни звуков, ни противных теней, ничего, абсолютно ничего. Так хорошо и приятно.

Тишина и невесомость, будто бы душа отделилась от тела. Я словно умер. Кажется, душа отделилась от тела, обременённое чувствами и теперь спокойно плавает по тьме. Она обволакивает каждый изгиб обнажённой души.

И вдруг громкий звук. Глаза распахнулись. Во рту привкус железа, передо мной замеревшие силуэты людей, которых стало заметно меньше. Уменьшилось где-то на одну пятую часть.

Руки влажные и липкие сжимают что-то.

«Что происходит?»

Все их взгляды всё ещё направленны на меня, но уже не с отвращением, а со страхом. В одной руке у меня пистолет, направленный на них, а в другой… голова. Плечи дёрнулись, сердце замерло.

«Почему? Я? Нет, я ведь только? Нет-нет я»

Женская голова, со рта которой течёт кровь, чувствуя неприятную липкость на губах, я облизал их. Привкус крови заиграл на языке с новой силой.

«Эта та самая… Она же. Я убил её?»

Будто бы ища подтверждения, посмотрел на людей, в их немых лицах, я разглядел подтверждение.

«Ясно. Я убил, но не помню как. Это плохо, очень плохо»

Я посмотрел на идеально ровный срез и почувствовал досаду, словно у меня отняли, что-то очень интересное.

«Она не заслужила такой смерти. Она должна была жить и мучиться. Надо были отрезать ей ноги или же руки, и оставить жить. Тогда бы она, обслужив хотя бы первую сотню мужиков, поняла, что это такое. Стала бы для начала жертвой, а потом охотником, чтобы говорить за них всех.

Но она не была не тем не тем. Я охотник, который никогда не был жертвой, даже когда лишился руки, я никогда не был жертвой, коей они и являются. Я этим не горжусь, ведь не пропустив этап жертвы, я уже потерял возможность понять их. А эта же баба…»

Я с омерзением осмотрел голову.

«Точно не была охотником, но и жертвой её я бы не назвал. Она хоть, что-то делала. Да противное, мерзкое, отвратительное, но я и сам не лучше, по крайне мере ненамного. Я хотя бы не манипулирую жертвами, это слишком мерзко, я наоборот им помогаю. Таковы настоящие охотники, такова большая часть смельчаков. Таков мой Дядя. А она же, что же она? Падальщик, наверное»

Выкинув её голову, словно мусор, я посмотрел на испуганные лица присутствующих.

— Ты, ты, а так же ты, и еще ты. Выйдите ко мне.

Совру, если скажу, что они вышли не настороженно, но всё же вышли.