Андрей Стригин - Холодный рай

— Рывок должен делать самый сильный.

— А кто это должен определить?

— Мы. И мы уже определили, все присягнули тебе.

— Ничего не значащие слова, — хмурится Виктор.

— Нет, это первый из законов. Теперь ты в ответе за наши жизни. Мне, если честно, глубоко наплевать, кто у нас будет: цари, князья, президенты, генсеки — главное, чтобы мы выжили и не потеряли души.

— Хорошо, — неожиданно соглашается Виктор, — пусть будет по-вашему, — но решения будут принимать все члены общества, по крайней мере, на первом этапе. Затем механизм изменим, но принцип оставим прежний.

— Теперь понятно, сворачиваешь в сторону демократии, — понимающе хмыкает Викентий Петрович.

— Я сказал все без исключения, а не избранные от лица других. На всех будет лежать ответственность, и никто не сможет списать на тех, кто избрал, то есть — на толпу. Все будут в равном положении и уважаемые и неуважаемые.

— Опасное направление. А как же справедливость?

— Это, смотря с какой точки зрения смотреть. Но ты прав, необходимо отталкиваться от тех законов, что не нарушат гармонию души. Мы их создадим, и они станут даже не конституцией, а безусловным рефлексом, от них и будут приниматься все решения и выход за их рамки будет незаконным.

— Хитро, — щурится Викентий Петрович, — но как заставить народ их принять, при твоём подходе о всеобщем голосовании?

— Очень просто, они будут бесхитростны и доступны.

— Например?

— Допустим такие: «Почитайте своих родителей и содержите их в старости, так как вы к ним отнесётесь, отнесутся и дети ваши к вам самим. Помогите ближнему в беде его, а если беда придёт к вам и вам помогут. Не чините обид соседям вашим и живите с ними в мире и согласии. Не унижайте достоинство других. Не радуйтесь чужому горю, Любите ближнего своего, если он того достоин. Воспитывайте в детях любовь к своей земле. Защищайте старых и малых, своих родителей и своих детей. Защищайте свою землю и не продавайте Кто убежит из нашей земли в поисках лёгкой жизни, тот отступник нашего рода и не будет принят обратно и прощён и т. п.». Ты понял мои мысли? Такое сложно оспорить. Эти законы могут стать тем фундаментом, на который можно смело опираться. И не должно быть других толкований, как это любят делать псевдодемократы. Они должны быть предельно ясными и чёткими без адвокатских лазеек.

— Какие же это законы, это состояние души обычного человека? — с недоумением произносит Викентий Петрович.

— Обычного… да, но души сейчас изранены, изгажены, изломаны… с азов надо начинать, — уверенно произносит Виктор.

— Не мне надо быть священником, а тебе, — без улыбки молвит Викентий Петрович.

— Нет, каждому своё, — мигом открестился Виктор. — А вот на основании этих положений и можно определить меру наказания, — добавляет он, — и оно может быть достаточно суровое. И ещё, отдельным пунктом я хочу выделить закон запрещающий ростовщичество в любых проявлениях. Товары или деньги под проценты давать будет нельзя. Считаю за нарушение подвергать самому суровому наказанию, вплоть до изгнания или смерти.

— Ты против богатых? — с пониманием кивает батюшка.

— Нет, против ублюдков. Я желаю подрезать им крылышки, чтобы они не смогли жить за счёт других, делая деньги из денег. Хочешь стать состоятельным, построй дом, засей поле, изобрети что либо и продолжай сей процесс постоянно. А то что получается, заработав деньги за какой либо свой труд, эти деньги отдают под проценты и можно уже ничего не производить и жить на то, то «капает» с процентов. Вот так рушатся экономики, обесценивается труд. Жить на халяву иногда можно, но не долго. Медведи, которых подкармливает лесник, сами уже не охотятся и бывало, дохли с голода, когда им переставали давать кормёжку, это в полной мере может отнестись и людям. Привыкание жить за чужой счёт ведёт к деградации и вседозволенности, святыми становятся не святые, а те, кто больше хапнул и может в любой момент откупиться у таких же халявщиков, но при власти. Отсюда беспредел и вседозволенность. Нельзя наступать на одни и те же грабли, мы это уже проходили. Где все? Перегрызлись друг с другом и, всех смыл океан.

— Этот пункт будет сложно протащить, во всех нас сидят «медведи, которых подкармливает лесник», — Викентий Петрович несколько по-иному смотрит на Виктора. — Но он будет принят, — уверенно говорит он.

Луна сползла за скалы, и подсвечивает их контуры призрачным светом, костры прогорели и мерцают тусклыми углями, почти все жители новой земли разбрелись по палаткам. Нина, прислонившись к гладкому валуну, слушает Виктора и Викентия Петровича. удивляют их разговоры, вроде рано углубляться в такие дебри, жильё бы построить, поле засеять. Пять картошек запутались в корнях, проклюнулись яблоневые косточки — пора высаживать. А ещё, очень хочется собственный дом. Нина как представила, что полезет в душную палатку, едва не расплакалась. Она сейчас в полной мере оценила брошенный дом, который они построили, такой грубый снаружи и уютный внутри. Неужели Анька права, они вновь в равном положении? Нет, тому не быть, Нина глубоко вздыхает, смотрит на своего мужчину.

Наконец они заканчивают разговор, Викентий Петрович неспешно поднимается, прощается, но спать не идёт, перекинув автомат через плечо, уходит проверять посты.

Виктор подкидывает дров в костёр, обнимает Нину:

— Что-то не хочется идти в палатку, — произносит он, словно подслушав мысли.

— И я не хочу, — жмётся к нему женщина. — Давай здесь посидим?

— Давай, — он подкидывает дров, затем снимает с шампура кусочек мяса, передаёт Нине, она отрицательно машет головой и зарывается ему в грудь: — Как ты думаешь, мы настоящие муж и жена? — неожиданно спрашивает она.

— Ты что, сомневаешься? — удивляется Виктор.

— Викентий Петрович может нас обвенчать?

— Думаю да, — задумался Виктор.

— А ты хочешь этого?

Он целует он в губы, улыбается:

— Мечтаю об этом.

— Правда? — Нина крепко прижимается к нему, затем берёт его ладонь и прижимает к своему животу: — не заметно, — шепчет она, — но я определённо знаю, у нас будет ребёнок.

— Как… ребёнок? — шалеет Виктор, и лицо озаряется радостью.

— Больше месяца уже, — многозначительно заявляет Нина.

— И ты молчала?

— Боялась говорить, а сейчас мне так радостно.

— Жена ты моя любимая, я такой дом отстрою!

— И чтоб детская была, — настойчиво говорит Нина.

— И детская будет, и ванночку сделаю, воду проведу! — восклицает Виктор, в душе поднимается волна нежности и счастья, но и возникает тревога, граничащая с болью. Мир кругом дикий и страшный, как в сможет выжить ребёнок, если даже взрослые с усилием цепляются за жизнь.

— А когда ты дом начнёшь строить? — Нина едва не мурлычет на его груди, ногти покалывают кожу, словно коготки котёнка и вызывают блаженство в душе Виктора.