Андрей Стригин - Холодный рай

— Главное, чтоб мы жирком не заплыли, — добродушно произносит Юрий.

— На этот счёт не бойтесь, если жирок начнёт завязываться, Вик скорость на тренажёрах увеличит, с потом… а может со срезанными ушами, жир быстро рассосётся.

— И тренажёры есть? — удивляется Юрий.

— Ага… с топорами на верёвках, — хохотнул Эдик.

— А вы мне нравитесь! — впервые искренне заявляет Юрий и с радостью улыбается. Он спокойно вздыхает, наконец-то они попали в знакомую среду, где рвущийся наружу тестостерон можно сполна напоить адреналином и от этого получить незабываемый кайф.

Словно в подтверждении его мыслей, содрогается даже земля, резко дёрнувшись под ногами. Люди не сразу поняли, что происходит, берег идёт ходуном, на строящейся верфи жалобно скрипнули брёвна и часть, соскользнула вниз, со звоном покатившись по камням. Широкие трещины ползут по земле, кроша скалы, вырывая деревья, обнажая корни, столбы пыли взвиваются ввысь и словно наступает глубокая ночь.

— Землетрясение! — звучат крики. Люди хватаются друг за друга, цепляются за камни и траву, чтобы не упасть в раздвигающиеся трещины. мгновение и перемелет в труху, а поверхность рухнет в жуткую пустоту. Но внезапно заканчивается и — звучит тишина.

Идар решил отдать старцу раба, который, по его мнению, не нужен обществу. Это пухлый парень с румянцем на щеках как у девушки и потерянным взглядом. Что бы тот ни делал, плохо. Очищая шкуру — обязательно прорезал, укладывая камни на фундамент — ронял верхний на стоящих внизу людей, при ловле рыбы — рвал лески и терял драгоценные крючки. И после всего этого он так искренне переживает, что его товарищи даже жалели его, но Идару не до сантиментов, старец торопит, говорит, что его бог Хримус требует жертвы.

В один из дней этот парень отошёл по нужде в сторону, страдая от невыносимой головной бои, которая в последнее время совсем не хочет его отпускать, со стоном и наслаждением прудил на камень, но рядом с камнем была канавка, ведущая прямо в водоём с питьевой водой. Несчастный как-то не связал одно с другим и поплатился за это. Новый надсмотрщик жестоко сбивает его с ног, в остервенении бьёт воющего парня и забил бы насмерть, если бы не подоспел Идар.

Парень долго и бессвязно благодарит, а Идар, усмехаясь, толкает его в руки зеков-людоедов и те волокут ничего не понимающего человека к старцу Харитону.

Старец ласково глянул на парня и тот обмочился от страха:

— Ты меня не бойся, дитя, — старец Харитон стягивает капюшон, обнажая мертвенно- белую кожу черепа и пристально смотрит воспалёнными глазами на сотрясающегося от ужаса парня. — Тебе несказанно повезло, ты скоро увидишь бога.

— Дедушка, отпусти меня! — взмолился несчастный.

— Тебя как звать, дитя? — с мягкостью в голосе спрашивает старец, опуская страшный взгляд и парень, немного успокаивается и с трепетом произносит: — Илюша.

— Хорошее имя, Хримусу понравится, — с удовольствием шамкает старик.

— Отпусти, дедушка!!! — с новой силой кричит парень и пытается убежать, но ноги словно прирастают к земле.

Старец оборачивается к Вагизу:

— сынок, зашейте ему рот ниткой, мне тишина нужна.

Несчастного сбивают на сырой пол, с силой наносят удар по голове и тот теряет сознание и это благо для него. Бурый с хрустом прокалывает ему губы и туго затягивает рот толстой верёвочкой.

— Где так шить научился? — гнусно улыбается Репа.

— Не поверишь. Я когда-то медбратом был.

— Гонишь?

— Клянусь Хримусом.

— Не упоминайте просто так его имя, — ворчливо произносит старец. — С Илюши рубашку снимите и у алтаря привяжите, чтобы Хримус его видел.

Бурый с удовольствием облизывает окровавленные пальцы и вздрагивает, замечая укоризненный взгляд старца:

— Вновь на человечину потянуло? — грозно вопрошает он.

— В натуре, чисто случайно, — оправдывается Бурый.

— Ладно, уж, Илюша уже не человек. Завтра печень, сердце можете скушать, а сегодня народ подготовьте. Кого это несёт? — старец слышит шаги и с неудовольствием оборачивается.

В пещеру вваливаются несколько бойцов Идара и новый надсмотрщик. Они пинками заталкивают Игната, Гурия и Аню:

— Идар Сергеевич требует, что бы ты, — деловито произносит Сеня и неожиданно видит парня с зашитым ртом. Илья начинает приходить в себя, судорожно дёргает губами, тонкие струйки крови выбрызгиваются из-под ниток и через нос раздаётся глухой стон. Бывший милиционер многое видел на своём веку, но такое, в первый раз. Он в ужасе осекается от созерцания страшной картины и уже другим тоном произносит:

— Идар Сергеевич просит, чтобы вы узнали, правду ли они говорят или гнусную ложь по поводу секретного хода в лагерь Виктора.

Аня вскрикивает, увидев несчастного, и с силой прижимается к Игнату.

— Однако, это уже за гранью, — шлёпнул губами Игнат, судорожно дёрнув кадыком.

Гурий бледнеет, но уверенно произносит:

— Не нам решать и вмешиваться в чужие законы.

— Разумно, — оборачивается к нему старец. — Проходите, гостями будите. А вы идите, — он кидает неприязненный взгляд на Сеню, — я понял просьбу правителя и сделаю… а завтра у нас праздник.

— Анька, ты что ли, — не верит Вагиз, — сама пришла?

— Уймись, — строго глянул на него старец. — Илюшу привяжите к алтарю, да так, чтобы Хримус его видел, прямо перед его глазом, а мне с гостями необходимо поговорить.

Старец Харитон жестом приглашает их пройти в глубину мрачного грота и предлагает сесть у высохшего пещерного органа. Затем долго смотрит на людей, выворачивая их души наизнанку, прессуя сознание и заставляя их выть и стонать от умопомрачающего ужаса.

— Кто вы, дети мои? — старец внезапно опускает взгляд и, люди испытывают настоящее блаженство от доброго и мягкого старческого голоса. — Зачем решили предать своего правителя? — с такой же мягкостью произносит он.

Игнат встрепенулся, смахивает пот с неухоженной бороды, смотрит с огромным почтением на сгорбленную фигуру немощного старца, который одним лишь взглядом может перекрутить все внутренности и размазать людей на пыльном полу.

— Разве он правитель, — хмыкает Игнат, — такого и предать не зазорно.

— А каким он должен быть в твоём понимании? — в смирении склоняет голову старец Харитон.

— Он должен обладать нечто запредельным… как вы, — вполне искренне произносит Игнат, слизывая с губ струящийся с лица солёный пот и, дрожащими пальцами приглаживая бороду.

— Нет во мне ничего такого… запредельного, — слегка улыбается старец, — а то, что я умею делать взглядом, так это не моя заслуга, это Хримус даёт мне такую силу, поэтому я не правитель, а его тень. Но правители приходят и уходят, а тень остаётся, — туманно произносит он.