Иннокентий Белов - Слесарь [СИ]

Проснувшись уже поздним вечером, я с трудом нащупал в полной темноте кувшинчик и выдул половину. Страшно хотелось в туалет, но я не был уверен, что смогу добраться до горшка, не упав по дороге. Пришлось все же подниматься, и только теперь я увидел Кроса, лежащего наискосок на соседней кровати.

— Зачем же я так напился, — только и смог промычать я, испытывая невыразимое облегчение от могучей струи, стучащей по донышку горшка.

Допив остатки компота, я добрался до двери, проверил, как закрыт засов и, засунув под него еще стопор, снова упал на кровать, пребольно стукнувшись коленом об угол.

Уже в пьяном беспамятстве мне показалось, что знакомый женский голос тихонько звал меня через дверь, настойчиво, но недолго. Но мало, что могло меня заставить подняться в таком состоянии, разве, что — пожар.

Проснулся я через, не знаю, сколько времени, снизу доносился женский голос, поющий что-то грустное.

— Нет, ребята, пулемета я вам не дам, — пробормотал, не собираясь спускаться вниз. Это будет — неминуемая стычка с дворянами, в моем состоянии — чистое самоубийство с элементами мазохизма.

Крос похрапывал на соседней кровати. Я подумал почему то, о пропущенном ужине, но прохладный воздух так хорошо освежал комнату. При попытке приподняться, меня ощутимо зашатало, пол резко приблизился, и я понял, что не протрезвел абсолютно.

— Ну и ладно.

Утренний завтрак едва не проспали. Хорошо, что горничная не пожалела ладоней и настучала по двери. Видно, опыт большой.

Мы нехотя поднялись. Глядя на помятое лицо приятеля, я даже задумался — стоит ли спускаться вниз, на всеобщее обозрение. Еще старые знакомые увидят. Прямо почувствовал осуждающие взгляды — защитники то наши пьянь какая.

Но пить очень сильно хотелось, в комнате воды уже не было. А Крос так жалобно смотрел, что мы, не сговариваясь, оправились и дружно слетели в зал.

В зале трактира, даже на наш первый, с похмелья, не очень внимательный взгляд — что-то было не так. Крос первым, прямо как сторожевой пес, стал принюхиваться. Я тоже почувствовал некий неопределенный запах, скорее неприятный, какой-то сладковатый и обратил внимание на заплаканную подавальщицу. Лицо у нее было определенно зареванное, как будто плакала всю ночь, не просыхая.

— Мы что-то серьезное пропустили, — неопределенно — утвердительно начал Крос. И продолжил:

— Кого-то зарезали ночью, красавица? — обратился он к девчонке.

Та всхлипнула и кивнула.

— Расскажи, милая, не томи служивых. Стража была уже? — продолжил он расспрашивать.

— Была, с середины ночи до утра, — подтвердила она.

— Ушли пару часов назад, всю душу вытрясли своими расспросами. Так человека жалко, ни за что его убили. Он ведь только попросил не хватать певицу, как ему сразу кишки и выпустили, — не выдержав картины из своих воспоминаний, девка снова зарыдала, уже не таясь — прямо завыла.

Я молчал, не мешая Кросу вести разговор, но произошедшее начинало укладываться в голове, гудящей и плохо соображающей. Скорее всего, вчерашние молодые и дерзкие дворяне, сорвались с поводка и натворили дел.

Убили кого-то.

Девчонка вскоре успокоилась и, хлюпая носом, утерла слезы и подробно все рассказала.

Молодежь дворянская как-то все же напилась, хоть в трактире наставник и запретил им подавать горячительное. Разругалась с ним и его напарником, перестала слушать обоих. Наехала на обслугу и заставила подать себе по несколько кружек пива, после чего стала вести себя по-скотски.

Хозяин Мортенс послал за Стражей, ведь приглашенный охранник быстро сник, когда кинжал одного из дворян ловко припал к его шее. Поделать с опасными гостями он ничего не мог. После этого хозяину вроде удалось их успокоить. Он долго извинялся и уговаривал буйных гостей не портить вечер, обещая выступление прекрасной Гриты. Они послушались, убрали кинжалы и, вроде, мирно расселись за столом.

Грита с музыкантом начали выступление, спели пару песен, получив признание мастерства от немногих оставшихся гостей аплодисментами и стуком кружек по столу, от пьяной четверки.

Едва спела певица все свои песни перед перерывом, как один из дворян подскочил к девушке. Сдернул ее со сцены с диким ревом и, закинув на плечо, потащил к лестнице. Остальные с восторгом оценили его намерения и стали придерживать бешено вырывавшуюся девушку. Попытавшимся вмешаться горожанам пригрозили кинжалами, тем пришлось остаться на местах.

Грита смогла все же соскочить с плеча и располосовать негодяю лицо, за что была отправлена в глубокое забытье легким, с виду, ударом.

Тут вмешался изготовившийся музыкант, подхватил кочергу у камина. Снес с ног оказавшегося последним благородного, приложив его по голове. Тот с грохотом упал и двое дворян бросились на обидчика. Размахивая кинжалами, понося его площадной бранью за то, что, поднял руку на баронета Фольвио и оскорбил его смертельно. Несмотря, что были они абсолютно пьяны, действия негодяев от этого не стали менее искусными. Один легко парировал новый замах кочергой бедолаги, а второй так же легко пробил бок музыканту. Первый при этом не остановился и обратным движением вспорол живот бедняги от паха до шеи. Музыкант упал на пол трактира и его внутренности перемешались с кровью, текшей из головы лежащего дворянина. Умер он не сразу, видно, убийцы хотели насладиться его мучениями и больше Музыканта не трогали. Четвертый подонок уже уволок девушку наверх, с трудом поднимаясь по лестнице, и тащя ее за волосы.

Тут появились новые действующие лица — прибыла Стража в большом количестве, уже с арбалетами взведенными. Увидев музыканта на полу, долго уговаривать сдаться не стали. Тем более, что оставшиеся в зале дворяне не смутились, пообещали друг другу резать стражу до последнего придурка. И даже заключили пари друг с другом, кто больше этих болванов настругает. Пропели арбалеты, каждый из молодых дворян словил по два — три болта в упор. Несмотря на все пьяную удаль, этого они не смогли пережить и упали, где стояли. После этого — позвали лекаря, и половина стражи рванула наверх, куда указали свидетели произошедшего.

Дверь в номер была не закрыта, Грита не успела пострадать, хотя половина лица у нее сразу опухла. Подонка стащили с нее, по пьяни справиться с сложными крючками на платье он не успел. Был он оглушен, связан и брошен на пол, в кровь своих же приятелей.

Потом долго прибывшие стражники восстанавливали произошедшее и опрашивали свидетелей. Неудавшийся насильник пришел в себя и страшными карами грозил трактиру, жителям и всему городу за такое поругание фамильной чести, пока ему не забили в рот половую тряпку. Дружок его так и не пришел в себя после удара музыканта, его унесли первым, в сопровождении лекаря, в лазарет, где собирались попробовать привести в чувство. Он такого сильно подсудного не успел сотворить. Только угрожал кинжалом почтенным жителям свободного города. Наоборот — сам пострадал, и мог рассчитывать на легкий приговор в суде.