Александр Кронос - На грани

Первое — схоры. Зачем им всё это? Вернее не так. Для чего они Рэну? Мотивы самого Пятого Столпа мне вполне понятны. Но вот для чего императору привлекать ушастых? Всё это не вяжется. Никаким образом. Если всё это было иллюзией и реальной опасности «заговорщики» не представляли, то зачем тут схоры? Я бы поверил, что всё вышло спонтанно, но ведь там был замешан стэрс. Который не мог действовать без ведома правителя.

Хотя, стоп! Стэрсы делятся на два типа — из числа аристократов, напоказ. И настоящие, служащие веками. Сарр, отпрыск дома хёрдисов. Он был простой игрушкой, для демонстрации аристократам. То есть не являлся реальным офицером императора. И в теории мог его предать. Но тогда выходит, что Рэн едва не проморгал вполне реальную измену. А потом не стал против своего обыкновения разыгрывать какую-то схему, чтобы пощекотать свои нервы. Вместо этого разом решил проблему. Испугался? Решил, что выход информации о Ларэде в широкие массы, ему навредит? Почему? По какой причине не стал продолжать разыгрывать эту карту?

Соратники Эйльтофа. Если они владеют магией на уровне, близком к Сансу, то могу представлять опасность для любых правителей Ларэда. Плюс, спокойно могут перемещаться между материками. Это даёт им преимущество. Только вот, как они могли его попытаться реализовать?

Мысли продолжают кружиться в голове, но к каким-то однозначным выводам прийти не получается. С какой стороны не подхожу — сознание упорно не желает понимать, как люди Эйльтофа могут быть связаны с «заговором». Или с Рэном. Возникают самые безумные предположения, но ни под одним из них нет серьёзного фундамента. Да что там — они просто висят в воздухе. Плоды фантазии.

Отвлекаюсь от раздумий и бросив взгляд в окно, понимаю, что на улице уже сумерки. Можно начинать.

Поднявшись на ноги, прерываю тихую беседу Анхи и Нэйды, которые устроились на втором диване, оставив Стокса в одиночестве.

— Выдвигаемся. Стемнело — сейчас самое время.

Нужный нам особняк приходится искать, фактически методом перебора. Всё, что я помню — квартал, в котором тот был расположен. Да и то, приблизительно. К моменту, когда нужный особняк оказывается перед глазами, на улице уже совсем темно и городские службы запускают в работы газовые фонари.

Правда на количество людей темнота не влияет. Изменился только внешний вид снующей в разные стороны публики. Если днём это были служащие в строгих костюмах, то теперь они облачились в свои «парадные» тройки, выбираясь на улицу под руку с дамами, щеголяющими платьями разной длины. Но тут всё упирается в возраст и внешний вид. Те, что помоложе и более красивые предпочитают нечто обтягивающее и покороче. Старшее поколение носит более длинные и скромные наряды, провожая молодых «охотниц» злобными взглядами. Даже если они уже идут под руку с мужчиной.

Одинокими вкраплениями смотрятся консерваторы. Эти любят вываливаться на тротуары всей семьёй. Длинные и глухие платья в пол, за которым не видно ни эйла обнажённой кожи. Даже кисти прячут под перчатками. А мужчины важно вышагивают в долгополых сюртуках, пытаясь показать своё превосходство окружающим. Правда Рэнх, это к счастью не город ханжей и больных на голову ублюдков, что выводят дочерей на улицу в закрытых платьях, а дома обхаживают их плетьми, заливая кровью и оставляя шрамы. Не факт, что так поступает каждый. Но своё дерьмо имеется в каждом их этих «благонамеренных господ», поучающих остальных как жить. Опыт успел меня научить — никто не может быть более лицемерным выродком, чем человек, который пытается показать, что живёт исключительно высокоморально.

Это не отменяет того факта, что ублюдки могут встретиться и среди других людей. Их полно. Но там хотя бы никто не бьёт себя кулаком в грудь, крича насколько он правилен.

Всё это проносится в голове, когда именно такая компания вываливается мне навстречу, около обнаруженного особняка. А я, засмотревшись на нужный нам дом, сталкиваюсь с сухопарой женщиной, которая поддерживает под руку свою дочь. Та возмущённо кривит лицо и внезапно толкает меня в ответ.

— Что за нравы? С каких пор полиция перестала обращать внимание на пьяных. Идите проспитесь, юноша.

Ей вторит здоровый пузатый мужик, который от столкновения со мной ловко увернулся. А вот его жена, видимо решила, что врезаться в другого прохожего, это нормально. Заодно можно и полить желчью брусчатку.

— Алкоголь превращает людей в свиней. В развратных и безудержных животных. Вам бы проспаться и прекратить пить.

Повторяет слова своей «половинки» один в один. А вот я ответить не успеваю — к пухляшу подлетает Нэйда, на ходу расстёгивающая ещё одну пуговицу рубашки.

— А вам что, не спится? Или жена так похожа на бревно, что единственный вариант разрядки, это прогуляться по улицам? Чтобы потом удовлетворить себя рукой, вспоминая всех местных дам?

Говорит с милой улыбкой и достаточно тихо. Но все члены семейства слышат. Включая колобка-сына, который начинает отступать в сторону. И дочь, что не удержавшись, тихо смеётся. Побагровевший глава семейства пучит глаза, пялясь на горянку, но явно не представляет, как ему быть. Ответ находится внезапно — крутнувшись на месте, отвешивает мощную пощёчину дочери и хрипит.

— Как ты посмела?! Дома будешь наказана! Ясно? Грязное животное.

Ассоциации с домом призрения молотом обрушиваются на сознание. И я начинаю перебирать в голове нотные связки. Но ничего подходящего не нахожу. Всё слишком приметно — либо стихия, либо с визуальными эффектами и убивающее прямо сейчас. Рицеровы яйца им в глотку, должен ведь быть какой-то вариант?

Пока размышляю, «семейство» разворачивается, чтобы уйти. Во взгляде девушки замечаю притуплённое ожидание боли, а вот пацан наоборот настроен весьма злорадно. Кратковременный шок прошёл и теперь он радостно что-то напевает себе под нос.

Мы с Нэйдой тоже разворачиваемся назад. Делаем вид, что короткий конфликт заставил изменить маршрут. Нам всё равно нужно подобрать позиции для наблюдения. Через несколько ярдов останавливаюсь около Анхи, которая рассматривает платья в витрине магазина. Встав рядом, тихо шепчу.

— Сможешь убить их? Незаметно и желательно не сразу. Пусть сдохнут минут через двадцать.

Ожидая удивления с её стороны и вопроса «зачем?». Но вместо этого девушка интересуется совсем другим.

— Кого именно? Только двоих взрослых?

Секунду раздумываю, а потом кривлю губы в усмешке.

— Сына тоже. В живых оставь только девчонку.

Та молча кивает и отступает в сторону, сделав вид, что хочет присмотреться к платью, которое на самом углу витрины. Но я вижу, как вылетают нотные символы. Совсем немного — около десятка. И сразу растворяются в воздухе. Отлично. Надеюсь, Анха не обманули. И спустя двадцать-тридцать минут, эти морсаровы выродки сдохнут.