Артем Матюшенко - Приграничное владение 3

Взяли полдюжины больших корзин картошки, пару корзин морковки, свеклы, лука, дюжину больших кочанов капусты и небольшой бочонок недавно засоленных, но очень вкусных огурцов. А еще два мешка ржаной муки — теперь и хлеб можно печь, не все сухари грызть. Тем более, есть где его выпекать — артель печников уже сложила две большие печи на первом этаже замка. Еще купили несколько увесистых кусков ароматного подкопченого окорока, теперь можно неделю похлебки разные варить с овощами, капустой да мясом.

Капчик был доволен, что так удачно взял с собой молодого парня и еще был доволен, что наконец сговорился с большой артелью плотников. Две дюжины человек, должны были завтра по утру сами прибыть на Риген. Был доволен, что наконец нашел много умелых мастеров, доволен, что обустройство замка и форта пойдет быстрее и доволен, что выполнил наказ господина Александра. На обратном пути болтали и Капчик поделился с парнем идеей, собрать из своих армейцев ватагу охотников и послать в лес, добывать дикого зверя.

— Местных рыбаков видал, так они говорят, что кабанов в лесу много и олени есть. Господин маркграф на этот счет никаких указаний не давал, так может, не рассердится если мы без его дозволения пару кабанчиков добудем? — Задумчиво потеребил он свою бороду. — Оленя без господского дозволения точно бить не моги, а за кабанчиков, поди, не взыщет? Ты как думаешь? — Спросил он парня, слушающего эти рассуждения.

Якоб молча пожал плечами, но потом, подумав, сказал, — в горах козлов много, рядом совсем и в лес ехать не надо. У меня зрение хорошее, я их видел когда к замку шел.

— Да? А это дело, свежая козлятинка не хуже зайдет. Молодец, парень, жбан варит! — Шутя, взъерошил он Якобу волосы. — Пару козликов для похлебки добудем, а там и наш милорд приедет, разъяснит чаво да как. В скалах козла бить, это не в господском лесу самовольно охотиться. А рыбу нам в форт местные рыбаки привозить будут, я уже договорился о том. Так что, паря, забегай к нам, всегда рыбкой да мясной похлебкой угостим.

Когда, уже к вечеру, прибыли из Тихой гавани, то их ждал сюрприз — на Риген пришел снеккар и два грузовых кнорра северян. Якоб оглядел прибывших крестьян, на вскидку человек тридцать и это вместе с женами и детьми.

«Ведь это тоже переселенцы, тоже надо в тетрадь записывать или, если в деревне нордов селятся, то не надо?» — Задумался парень и когда разгрузились, он спросил об этом у лейтенанта.

Герхард сам задумался на несколько минут, а потом предположил, покачивая головой:

— Раз господин маркграф сказал всех прибывших переписывать, то и этих надо. Да, точно надо.

Герхард минут десять пообщался с белокурым, крепким и высоким совсем молодым северянином, который был у них за главного, а потом, вернувшись, все разъяснил:

— Ярл Олаф, тебе сам все переводить будет, он по нашему хорошо говорит. Ну и я тебе гвардейца выделю, хоть Олаф и сказал, что все в порядке будет, но считай, для солидности. Будешь в сопровождении охраны ходить, словно важная особа.

За полчаса Якоб переписал всех вновь прибывших на Риген. Пять новых семей крестьян нордов, а потом подумал и, передохнув чуток, переписал и всех остальных, живущих в их поселении людей. Надо сказать, ярл Олаф отнесся к нему очень уважительно, даже называл его господин Якоб, хоть парень и противился поначалу. Но, видно, родовитый северянин принял Якоба за доверенное лицо владетеля острова.

«Ну так-то да, не сам же я по себе, если приказ маркграфа Александра исполняю?» — Подумал Якоб.

Хотя простому деревенскому парню было совсем не по себе, когда молодой воин с длинным мечом на поясе и толстой золотой гривной на шее называл его господином, словно равного себе или даже выше. А кто такой Якоб по сравнению с этим знатным северянином? Хотя сам Олаф был как бы даже не помладше его годами. Вон за ним по пятам даже охранитель его ходит, которого все звали Рубленная шея. Наверное было бы смешно, если бы не свежий, багровый шрам на его шее, который предавал еще более суровый вид крепкому не разговорчивому северянину.

Но, с другой стороны, и за Якобом гвардеец ходит, в общем так и общались, парень ему — господин Олаф и тот в ответ — господин Якоб. Очень непривычно! А еще, когда они подходили к крестьянам, люди кланялись и Олафу и Якобу тоже. Он даже немного забоялся, что судьба может вновь подшутить над ним.

«Ох, как бы с таких высот да пинком под зад меня не наладили, а то придется снова рядом с охранной будкой у грузового пирса штаны протирать, да ждать, может, кто попросит письмо за несколько медяков написать.»

Олаф поинтересовался, когда парень писарь записал всех в большую тетрадь, будет ли Якоб переписывать его воинов, которых стало уже больше двух дюжин. Так как через неделю, на этих же кноррах, должно прибыть еще человек пятнадцать — двадцать воинов, что наймет для него его отец, ярл Кнудд, и может, еще прибудет пара семей свободных крестьян.

Парень подумал и ответил, что уже завтра все ждут возвращения господина маркграфа и если его сиятельство прикажет, то он запишет и всех воинов господина Олафа.

«Так-то мне не трудно, но зачем своевольничать, — рассудил Якоб, — вдруг у господина Александра для воинов своя тетрадка есть?»

Через пять дней он знал на острове не только всех солдат из форта и гвардейцев Герхарда, но и всех крестьян, даже с далекой северной земли. Ну еще бы, ведь он каждого аккуратно записал в тетрадь и не только имя, но и пометил, что поселенец умеет делать и сколько ему лет от роду. Да и самого парня писаря тоже все теперь знали. Поразмышляв, записал в тетрадь маркграфа даже пухленькую улыбчивую Марысю, прибирающуюся во временных покоях господина, ее подростка брата и отца. Не записал только однорукого старика Франца, так как не знал в каком качестве маркграф оставил служить ветерана. А то может, его нужно к солдатам писать, раз он тоже на армейском довольствии остался, хоть и калечный?

А вечером Якоб играл в шахматы с лейтенантом во дворе замка. Герхард Брокк сам спросил паренька, не умеет ли тот играть и очень обрадовался, что Якоб играет. Уже с первой партии стало ясно, что господин Герхард играет хуже и Якоб даже незаметно поддался один раз командиру гвардейцев, подставив под сруб свою королеву, после того как выиграл три раза кряду. Господин лейтенант, хоть и был дворянином, но на проигрыши простому пареньку не обижался, хотя сильно заводился от охватившего азарта и требовал новую партию.

Карету и двух лошадей к ней Саша оставил в Тихой гавани, во дворе армейской казармы, рассудив, что в скором времени опять придется ехать к переходу, слишком много он еще хотел приобрести на той стороне и перетащить на свой остров. Хотя, например, несколько ящиков со стеклом и железом ему должны были доставить по Руду плотами, для этого даже оставил полдюжины солдат дожидаться груз.