Виктор Мишин - Солдат [Солдат. Превратности судьбы. Возвращение]

— Санька, ты чего, поздно вернулся, что ли? — едва я открыл глаз, спросила старушка.

— Да нет, просто вы спали, ну я и посидел на улице, с папироской. Потом вымылся, а то раньше негде было, теперь хоть на человека похож стал.

— Да уж, жених прям, жаль, что с глазами у тебя беда, но ты молись почаще, боженька поможет.

— Ой, баб Маш, да на нас на всех столько грехов, что и жизни-то не хватит все отмолить.

— Ты брось это! — строго проговорила старушка. — Откуда у защитников своей матушки земли грехи возьмутся? Молчишь, вот и молчи! Ты не у людей жизни забирал, а у врага. Знаешь, что они тут вытворяли, пока вы их не прогнали? То-то!

Разговор был очень тяжелый, не утренний. Я даже не пытался что-либо говорить, баба Маша сама все сказала, и за себя, и за меня, и вообще за всех, кто сейчас воюет.

— Куды ж ты теперь? — старушка провожала меня, когда на третий день я собирал манатки.

— Доктор говорил, что мне чистым воздухом дышать нужно, может помочь. — Что я несу?

— На Кавказ, что ли, поедешь?

— Пока не знаю, — пожал я плечами, — может, туда, а может, в Сибирь махну, там тоже воздух о-го-го!

— Там холодно, наверное?

— Да уж не холодней, чем здесь зимой было, а сейчас вообще почти лето. Вон, сегодня как солнышко жарит…

— Это да, наконец-то уже тепло наступило, — баба Маша вздохнула. Ей было хорошо, когда в доме появился мужик. Я хоть и с одним глазом, да и тот видит наполовину, но все-таки помогал бабульке по мере сил. Воду таскал с колодца, та меня даже проводила к месту, где можно было набрать чистой воды. А вчера вечером, я даже умудрился дров немного наколоть.

Вчера у меня был опять веселый денек. С утра к нам в дом завалился участковый, тот же старый мужичок, с каким я уже имел беседу.

— Здорово, старшина, — поздоровался милиционер.

— И вам не хворать, — кивнул я, — с чем пожаловали?

— Сегодня, после обеда будет поезд на Москву, ты вроде туда ехать собирался? — Шпион из него, как из дерьма пуля. Ни фига я ему такого не говорил.

— Да, думаю, в столицу податься, может, хоть инструктором возьмут…

— Так ты ж… — осекся милиционер.

— Калека? — продолжил я его мысль.

— Ну-у… — извиняющимся голосом протянул страж порядка.

— Ну, не возьмут, значит, буду искать другую работу, но вы правы, зрение у меня совсем ни к черту.

Милиционер не стал далее допытываться и спустя несколько минут ушел. Чуть позже веселье этого дня продолжилось. Когда я, собрав все, что нужно выкинуть в реку, выполз из дома бабы Маши, то оказалось, что всем милиционерам города, чекистам и просто военным обязательно нужно было идти там же, где шел я. Плюнув, я двинул к одному из нескольких больших оврагов, что делили Сталинград на части. Мои надежды оправдались, овраг был с водой, и я, вроде бы незаметно, утопил свои грязные шмотки, обмотав ими камень. Возвращаясь, не увидел ни одного представителя власти или армии. Уже рисовалась картина в голове, где над моим, доверху забитым драгоценными цацками сидором сгрудились старшие офицеры НКВД, а во дворе рота чекистов костер для меня разжигает или зеленку готовит. Тьфу, блин, вот напридумывал! Да кому я на фиг нужен? Калека, списанный из армии. Все было спокойно, так же, как и пару часов назад, когда я уходил, дольше думал и сомневался, чем потратил время на все дела. А ехать я решил и правда в Москву. Заодно, может, и подозрения с себя сниму. Непонятно только, в чем меня можно подозревать? Но не понравилось мне внимание старого участкового.

Поезд уходил через два часа, как раз есть время на то, чтобы затариться в дорогу едой и папиросами. С последним было хуже всего. Если продукты хоть и трудно было достать, но все же можно, то вот с табаком была беда. Да еще я привык в последнее время фабричные курить, самосад и махра уже в глотку не лезут. Все же нашел, причем, вот же, блин, предприниматели, немецкие сигареты нашел, да еще и хорошие. Я такие у одного немецкого офицера видел, майора, кажется, а те дешевку солдатскую не курили. Две пачки сигарет мне обошлись в сумму, на которую можно было купить два ведра картошки, я аж присвистнул, но продавец, ага, все тот же старикан, что и продал мне некоторые шмотки до этого, был непреклонен. Блин, вообще-то это мы этих фрицев наколотили, с которых он хабар продает. Нарываться не хотелось совершенно, поэтому просто заплатил и побрел на вокзал. Деньги, что я обналичил со своего аттестата, подходили к концу, по приезду в столицу надо будет еще снимать, а это, кстати, выглядит подозрительно. Но мне можно, я уже не служивый, а так, да, могут поинтересоваться, зачем солдату крупные суммы денег, если он на довольствии в армии стоит. Купив билет, сидел на перроне и ожидал прибытия поезда. Тот, что весьма обычно для этого времени, задерживался. Закуривая очередную сигарету, краем глаза заметил старика-участкового, опять за мной бдит, странно это все, ой как странно. Хоть и опоздав на час, но поезд все же прибыл. В этот раз вагоны были забиты очень даже прилично. И купешек уже не наблюдалось, обычный общий вагон, со скамейками, как электричка пригородная. Места по билетам не соблюдались вообще. Сидели все там, где хотелось. Мое место было, естественно, занято, но ругаться и нарываться я не стал, просто занял первое попавшееся свободное. Я, если не забыли, калека. Меня сейчас даже ребенок уделает, если чуть побыстрее будет двигаться и врасплох застанет. Вся надежда, если какой-то конфликт и созреет, на первый удар. Если успею первым, то может еще и поживу, а вот если пропущу…

Сидор был на спине, скатка с шинелью частично перекрывала его, но, конечно, такой объем не спрячешь. Но вроде как никто и не обращал на меня внимания, здесь все были с такими баулами, что я с одним мешком просто потерялся. Из разговоров попутчиков становилось понятно, что едут почти все в Москву. Отреагировали на пропаганду, что воспевала наше наступление и чуть ли полный разгром фашистов. Слышал я на вокзале радио, слышал. На фронтах без особых перемен, заняты населенные пункты, а какие, не сообщают. Нет уж, кого-кого, а меня на это не купишь, знаю я, сколько еще войне идти. Чуть меньше двух лет, лет , а не дней, и даже не недель или месяцев. Два года это много. Я вот последние дни даже задумался, а может, права поговорка, что все, что ни делается, к лучшему? Принимая во внимание то место, точнее, в каком качестве я воевал, может, мне жить на фронте оставалось два понедельника, а тут хоть и калека, но все-таки живой… Да и не верю я, если честно, что у меня это навсегда, ну не то это повреждение, от которого должно пропасть зрение насовсем. К вечеру очень хотелось спать, но не дремлющие воришки уже вовсю работают, двоих видел как минимум. Конечно, за руку я их не поймаю, а без этого даже и рот раскрывать не стал. Решил, что если рискнут ко мне сунуться, то там и буду решать. Надвинув на глаза пилотку, я сделал вид, что дремлю. Украсть у меня можно только то, что в карманах, сидор плотно прижимается к спинке сиденья, до него не добраться. Всю ночь, естественно, не высидел, уснул. Но на фронте, а в особенности в Сталинграде, я привык спать в той позе, в которой нахожусь, когда меня не трогают. Вот и проснулся в той же позе, в какой сидел до этого. Тело серьезно затекло, и курить хотелось невыносимо. Окинув взглядом вагон, осознал, что еще ночь за окнами, а люди почти все спят. Так как места свободные все же были, то решил, что пешком стоять я явно не буду, решил пройтись до тамбура.