Виктор Мишин - Второй Шанс [Начало. Снайпер. Счастливчик]

— Я помню. А вот ты забыл. Двенадцатого ноября состоится контрнаступление, я же говорил, будет большой налет авиации, под это дело операцию и рассчитывали.

— Вы уверены, что оно принесет нам пользу. В смысле поможет нам?

— А вот для этого и была нужна твоя группа. Общий план такой: подходим как можно ближе и ждем. Твои гаврики будут выдвинуты на самое острие. По их сигналу будем осуществлять прорыв. От берега в любом случае немцев откинут, сил хватит, мы должны просто во время успеть. А про Синявино — я помню. Говоришь, большие потери будут?

— Сейчас везде много убитых, но там, да, очень много.

— Война, — задумчиво произнес Петрович и продолжил: — Ты опять со своими пойдешь? Я так думаю, что приказывать тебе без толку, все равно найдешь доводы?

— Да зачем чего-то искать, просто пойду, да и все. Я нужен им.

— Ты и нам нужен. Всем.

Я достал трофейную карту, на ней было изображение котла, на Синявинских высотах. На данный момент у немцев там стояли два стрелковых полка со средствами усиления. Но по той же карте выходило, что туда идет танковый полк. А это уже серьезно. Чего бы наши не задумали, в этом месте им будут нужны серьезные силы. Майор говорил об авианалете, но у немцев прекрасно налажена взаимосвязь с авиацией, как бы не спустили на землю наших соколов, еще до того, как они смогут отбомбиться.

Выдвигаться решили рано утром. Сейчас все свободные от караула спали как убитые. В первую очередь, спали мои разведчики и я сам. Разбудили нас в пять утра. Светает поздно, успеем по темноте далеко пройти. Можно было бы раньше выйти, но Истомин решил дать нам отдохнуть. И так почти сутки на ногах. С утра, когда вылез из палатки, чуть не окоченел, ночью ударил мороз, не знаю, но думаю градусов двадцать. «Дубак» был серьезный. Быстро собравшись, глотнул чаю, Саня Зимин позаботился — молодчага. Стал собирать парней. Казах оклемался вроде, остальные в порядке. Вышли уже через двадцать минут. Хотел я ехать на «Ганомаге», но майор не дал. Слишком опасно было, пришлось топать.

— Зато не замерзнешь! — сказал с ухмылкой Истомин.

Двигались больше часа. Болота не промерзали, приходилось осторожничать, обходить. Иногда где-то в стороне вспыхивала стрельба, но довольно вялая. Партизаны или окруженцы, их тут вроде много должно быть. Не знаю. Еще через час услышали уже что-то посерьезней, похоже, мы где-то близко к позициям, отчетливо слышится грохот артиллерии.

— Серег, это чего, фронт? — спросил Зимин.

— Наверное, слышишь хреначат как? — показал я рукой в направлении грохота.

— Да уж, вроде даже огонь видно, — добавил Вано.

— А много там фашистов? — задал вопрос дед.

— Не знаю, должно быть много. Мало бы сюда не дошло, — заключаю я.

Дальше двигались молча, тишину нарушал хруст ледяного наста под ногами да редкие матюги, когда кто-нибудь запинался. Странно, но никого еще не встретили, хотя мы уже явно близко. Я чего-то представлял, что будут какие-нибудь штабы, госпитали или еще что, а вокруг — никого.

Вскоре послышался гул моторов, казах поднял в небо взгляд и указал рукой.

— Немчура, наши таким количеством не летают.

Я тоже поднял голову и увидел медленно проплывающую в небе тучу из самолетов. Шли они, делая пологую дугу, куда-то на северо-запад.

— Наверное, Ленинград бомбить, — произнес Зимин.

— Может быть. Смотри как их много, — откуда-то в небо устремились трассы выстрелов, зенитки долбили, но явно не попадая. Да и сложно это.

— Суки, весь город разбомбят, — показал кулак в небо Круглов, — я был в Ленинграде до войны, такой красивый город.

— Это точно, — поддакнул я.

— Тише вы, — рыкнул на нас Мурат. — Влево, метров двести, — он указал направление. Приглядевшись, я увидел вдалеке движение и не одно.

— Похоже, начинаются тылы, — продолжил Мурат.

— Скорее всего, — кивнул я. — Давай, Мурат, проверь, только как всегда — тихо.

— Обижаешь, командир, — шепнул он и пополз вперед.

Мы залегли, осторожно поглядывая вокруг.

— Наши это, — доложил вернувшийся через пять минут, казах.

— Точно? — переспросил я.

— Да! Вряд ли немцы могут ТАК ругаться. Крыли какого-то Евсюка.

— Ну, так только наши могут. Сидите здесь, — приказал я бойцам, — если все нормально, свистну.

Махнув казаху следовать за мной, я преодолел открытый участок и оказался в тени деревьев. Да, ни фига не лето, на нас ватники, но от холода все равно сопли застывают, не долетая до земли.

Передо мной что-то чернело, приглядевшись, понял — воронка. Ни хрена это не тылы, это же линия обороны, была. Вон и остатки полузасыпанных окопов. Двинулся дальше, через несколько метров наткнулся на изувеченный труп. Судя по остаткам формы — наш боец. Рядом лежала винтовка с расщепленным прикладом. Передернуло, бля, под бомбежку попали. Господи, да сколько их тут? Вокруг, то тут, то там, виднелись фрагменты тел. Некоторые были целы, но со множественными осколочными ранениями. Спустившись в траншею, пополз дальше, прислушиваясь. Где-то в стороне рвались снаряды. Слышалась редкая стрельба. Вдруг мне в затылок что-то уперлось, и тут же я услышал голос:

— Товарищ старшина, вот, гада поймал. Мародерит или шпионит тут.

Второй голос раздался где-то в стороне.

— Тащи его сюда, третий уже за утро. Чего они все здесь лазают? — Второй голос был с хрипотцой, явно не молодого бойца.

— Вставай, курва! — меня чувствительно пнули в бок. Ватник толстый, смягчил удар, но я все же сжался. — Вставай, говорю, а то еще добавлю.

— Хотя бы спросил для приличия, кто я такой. А вы сразу пинаться, — недовольно пробормотал я и оглянулся, пытаясь рассмотреть казаха.

— Заткнись, сейчас доведу до старшины, он и спросит. Или шлепнет, как и других, — угрюмо проворчал мой конвоир.

Во дела, как встречаюсь с кем-то на фронте, обязательно бьют. Пока не буду нашим свистеть, а то, правда, шлепнут, не спросят, как зовут. Пройдя метров пятьдесят по траншее, увидел кучку бойцов. Сидели все вместе на дне окопа. Кто-то курил, кто-то дремал. При моем приближении поднялся один красноармеец.

— Наверное это и есть, старшина, — подумал я, глядя на человека лет пятидесяти, в каске и с ППШ в руках.

— Да сколько их еще там ползает? — спросил кто-то.

— Кто такой? — задал вопрос старшина.

— А вы кто, что можете задавать вопросы? — ответил я по-еврейски.

— Ты гля, какой борзый, — опять раздался чей-то голос, но старшина, не оценил шутку.

— Голованов, замолкни! — приказал он и повернулся ко мне. Внимательно оглядел меня и, видимо, что-то почуяв, ответил:

— Старшина Евсюк, — коротко пробормотал он, не вдаваясь в подробности.

— Младший лейтенант государственной безопасности Новиков, кто у вас за командира, старшина?